Я поднял, вставил обратно в петли и пошел дальше вдоль стены, осматривая пилястры и полуколонны. В сундуки заглядывать не стал, и так знаю, что там всякого рода драгоценности, но это для меня не совсем драгоценности, если они только драгоценности. Для меня чип в мозгу, ускоряющий его работу в тысячи раз, намного дороже всех сундуков с золотом и бриллиантами, но это не объяснишь…
Да и вообще-то вряд ли мне позволено зачерпывать полные горсти золотых монет и уходить восвояси. За все приходится платить, потому лучше в долги не влезать без острой необходимости.
Когда я почти покидал зал через очередной арочный проем, громадный голос прогрохотал:
– Тебя не интересуют драгоценности?
– Красиво, – ответил я вежливо, – но я не женщина.
Голос громыхнул:
– Мужчины за это воюют!
– Чтобы принести женщинам, – согласился я. – А они за это раздвинут ноги.
Голос прогрохотал раскатисто, с некоторой ноткой задумчивости:
– Так чего ты хочешь?
– Много, – ответил я честно, – но не эти сундуки… Вы кто, благородный хозяин? Догадываюсь, что великий чародей… ваше имя наверняка гремит по свету?
Голос громыхнул:
– Вижу, хочешь увидеть меня… Продолжай идти. Уже скоро.
Он не сказал, приду ли к нему в конце пути, но догадываюсь, что приду. Вообще-то с его мощью мог бы в мгновение ока перенести меня к себе, но наверняка желает, чтобы увидел все его богатства, проникся почтением перед его мощью. Что делать, даже могучие чародеи всего лишь самцы, а всякий самец не совсем самец, если не носит в своем ранце жезл альфа-самца.
В стенах открывались и сами по себе закрывались двери, раздвигался пол, показывая идущие вниз лестницы, но, как я понимаю, это не для меня.
А если для меня, то лишь для хвастовства или чтобы впечатлить могуществом. Хотя почему-то кажется, с определенного уровня мощи любому чародею как-то расхочется хвастаться перед простаками. Другое дело перед такими же, как он сам, но так, думаю, те и так знают возможности друг друга как облупленных.
И наконец распахнулся роскошнейший зал, просто немыслимый по сложности архитектуры, всяких балконов и балкончиков, барельефов на всех четырех стенах, двух рядов блестящих золотом массивных колонн, такого же пола, покрытого чистейшим золотом, но, самое главное, под дальней стеной на покрытом красным бархатом помосте величественный трон, спинка уходит к самому своду, а на троне человек в роскошнейшей мантии.
Я ускорил шаг, сердце колотится учащенно, но выпрямился и следил изо всех сил, чтобы внешне я выглядел крепким и бывалым, которому все нипочем.
По правую сторону трона пятеро неподвижных воинов, по левую – роскошнейший камин, полыхают толстые поленья, сухой жар идет по всему залу.
Воинов я принял издали за статуи, слишком огромные, в полтора моих роста, а это чересчур даже для не нормального человека. Снова химеры или что-то еще не совсем правильное.
Я подходил ближе, замедляя шаг, а когда до трона осталось не больше десяти шагов, человек на нем сделал небрежный жест указательным и средним пальцами. Воины с мечами в руках сделали шаг в мою сторону, затем красивыми жестами сбросили плащи так синхронно, словно близнецы и братья, как партия и Ленин.