— Товарищ майор, сейчас немцы поднимутся и возьмут нас тут как кутят, — Петька и я одновременно глянули вверх и у обоих тут же пропало желание выглянуть из выемки и посмотреть, что там немцы. На нашем краю ямы всё кипело от красивых, земляных фонтанчиков. Залетали пули и в выемку, но проходили немного сверху над нами, с тупым ударом вонзаясь в противоположный край.
— А ведь выглядывать придётся… Мне или Петьке придётся… Сержанты скисли… Ладно, считаю до трёх и высовываюсь — секунд пять мне хватит…, авось не убьют. Раз, два…, — я уже хотел произнести про себя три, как со стороны взвода капитана послышался выстрел, потом второй и злобный клёкот пулемёта сразу заткнулся.
Мы с Петькой мгновенно взлетели вверх к краю выемки и выглянули в поле. На дамбе дымился бронетранспортёр и от него убегало двое человек. Ещё один выстрел и в кузове первого грузовика, где у кабины стояло трое немцев, блеснуло кроваво-красная вспышка разрыва. Второй грузовик после попадание снаряда в БТР стал сдавать назад по дамбе, но когда в первый грузовик попал снаряд, водитель не выдержал, выскочил из машины и задал стрекача в сторону остальной колонны. Четвёртый выстрел превратил автомобиль в груду обломков.
— Молодец, комбат, — я в азарте повернулся к Петьке, — одним орудием пожертвовал, но дамбу закупорил и нам помог. Давай сюда пулемёт, сейчас пехоту причешем.
Немецкая цепь успела пробежать от дамбы метров сто и поравнялись с лежащим на боку, слегка дымившимся грузовиком. Поднялись было ободренные подмогой и нашим молчанием и залегшие мотоциклисты, но сразу же завалились на землю, как только я открыл огонь. Через минуту открыл огонь и помкомвзвода и немцы, не выдержав, стали откатываться к дамбе. Помог нам в этом и огонь противотанковой пушки. Поняв, что позиция раскрыта и пушка обречена, комбат открыл беглый огонь по немецкой цепи, а потом перенёс огонь на колонну, стараясь как можно больше нанести урона и внести переполоха в ряды немцев.
Первый натиск мы отбили и даже не стреляли по отступающим. Но теперь мы с беспокойством наблюдали, как десять немецких танков, заканчивая размещаться на достаточно ограниченном пространстве между дорогой и болотом, разворачивали башни в нашу сторону. За колонной, на поле между лесом и дорогой стояли приведённые к бою миномёты, куда миномётчики тащили ящики с минами.
— Ну, парни нам сейчас звиздец будет, — и звиздец не замедлил начаться. Танки почти одновременно открыли ураганный огонь по обнаруженной противотанковой пушке и по нашей позиции. Не знаю, что творилось у комбата, но мы полу оглушённые, заваленные землёй от близких и опасных разрывов, задохнувшиеся от дыма, пыли, гари, с кислым привкусом от сгоревшей взрывчатки во рту, валялись друг на друге, каждую секунду ожидая конца жизни. Танковый огонь, как внезапно начался, также резко и оборвался. Но передышка длилась лишь полминуты, за которые мы сумели лишь осознать — мы живы, нас не убили, мы ещё живём…
И тут нас накрыли с миномётов. Это было ещё страшнее. Я был самым опытным из лежащих на дне ямы и понимал, что танковый снаряд был не так опасным, как любая мина, которая по навесной траектории могла попасть прямо в выемку и от нас останется только мясной фарш. А вот мои подчинённые, впервые попавшие в такой переплёт, были деморализованы как танковым обстрелом, так и миномётным. Даже у бойкого Петьки сквозь грязь, копоть и чужую кровь, серым цветом светилось от страха лицо.