Смотрю на него и осознаю все степень лицемерия, на которое способен человек, клявшийся в любви…нет, он меня никогда не любил. Это я любила. Между мной и им не было ничего кроме моей любви и когда он ее убил осталась только черная пустота. И сейчас я снова чувствовала себя грязной, облитой помоями с ног до головы. Как цинично и хладнокровно он окунал меня в болото снова и снова. Переворачивая каждое мое слово, искажая все что было между нами до безобразных и уродливых образов. Больно саднила щека, кровила изнутри. Я провела по ранке языком…Ничто по сравнению с тем, что Егор расковырял в моем сердце. Не верила до последнего, что сможет заставить…я все еще верила, что он другой. Что он такой как раньше. Но от того Егора, который любил меня или по крайней мере притворялся, что любит, ничего не осталось.
Но тело…тело все равно отзывалось и чем податливей оно становилось под его руками и губами, тем сильнее каменела душа. Показывает мне, что я ничтожное и развратное существо та самая шлюха, которой он меня назвал. Смотреть в потолок и ненавидеть нас обоих за эту страсть, которая не обжигает, а замораживает и душу, и тело. Как же пусто внутри…он рядом, на мне и во мне, а я по-прежнему пустая. Как и все это время без него в моей жизни. Дыхание обжигает мокрое от слез лицо, каждый толчок плоти заставляет кусать губы ло крови, чтобы не стонать для него, чтобы не извиваться под ним.
Ушел поправляя штаны, как уходят от проститутки…которой он меня по сути и сделал, заставив покориться ради лечения НАШЕЙ, БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ ЕГОР, НАШЕЙ! ДОЧЕРИ!
Я еще долго лежала на столе и не могла пошевелиться. У меня болело все тело, и я ненавидела каждую судорогу наслаждения, которые все еще прокатывались по венам. Лучше бы он избивал меня и рвал на части, лучше бы так, чем заставить так унизительно стонать. Разорванное платье и трусики валяются на полу, а искусанные им губы слегка кровят и саднят. Меня шатает от слабости из стороны в сторону пока я подбираю с пола трусики, а по ногам сочится его семя вызывая во мне отвращение и гадливость.
Я до утра просидела в душе отмываясь от каждого прикосновения и ласки. Но они не смывались, они остались где-то глубоко внутри меня навечно. Отголосками презрения к себе и воспоминаниями о том, как впилась в его волосы выгибаясь дугой и кончая…Безвольная, жалкая тряпка. Я могу сколько угодно говорить себе, что все ради Маши…но ведь на самом деле я хотела, чтоб прикоснулся. Хотела его руки и губы…Но не так. Не так.
Тряхнула головой, чтобы отогнать воспоминания, сбросить тяжесть боли…а там внизу он все еще стоит с куклой в руках. Так много иногда проносится перед глазами за несколько секунд. И нет, я не бросилась вниз, чтоб не дать Машу взять куклу…Потому что он ее отец. Потому что он ей нужен. И это только ее выбор.
Где-то внутри все защемило от понимания, что это первая настолько красивая и дорогая игрушка, которую ей купили в магазине и подарили. Она могла о таких только мечтать. И мечтала. Я видела, как она смотрела на нашем старом, тарахтящем, как стиральная машинка, стационарном компьютере, картинки с куклами, игрушками, Нет, она не просила. Только иногда останавливалась у витрин магазинов, а потом смотрела на меня и спрашивала: