Постоял две секунды на пороге давая черной вязкости поползти по венам и отравить меня изнутри и распахнул резко дверь. В ноздри ударило запахом табака, освежителем воздуха, смешанными ароматами парфюма и пота. Наркотой и сексом. Окинул взглядом сцену на которой извивались голые шлюхи в одних чулках и туфлях на каблуках такой длины, что казалось они на ходулях. Вертят задницами и наклоняются так что их подкрашенные гениталии сверкают в неоновых вспышках. Народ верещит. На сцену летят купюры. А я хотел было прямиком наверх к начальству…но едва ступил на первую ступеньку лестницы…остановился. Голос ее услышал. Отчетливо. Как будто рядом со мной стоит, обернулся и оторопел…И в голове…

«Егор…Егорушка мой…мой…мой. Ты соскучился по мне?». Вместо привет она всегда спрашивала — «ты соскучился по мне?».

Спиной стоит в каких-то лосинах, длинной белой футболке, и драит плинтуса тряпкой, одновременно говоря по сотовому.

— Не, Танюш, не устала. Вроде пока терпимо. Спина конечно ноет, а так нормально. Работаю. Начальство аванс обещал, как раз тете Соне заплачу. Та ну перестань вы ж не…

Я в своей жизни встречал много женщин. Так много что даже не помнил лиц и имен. Я знал, что значит похоть, возбуждение и желание отодрать красивую шлюшку. Но иногда у меня не стоял даже когда они раздевались и засовывали в свою щелку пальцы стоя на четвереньках или раскинув ноги в разные стороны, пытаясь меня соблазнить, иногда у меня падал прямо у них во рту или в процессе секса. И мне было по хер что они подумают обо мне я заставлял поднимать и дотрахивал потом часами чтоб их дырки полыхали от бешеной стимуляции…Так вот я к чему…она в этих своих черных спортивных лосинах, кроссах с носками и футболке бесформенной, висящей на ней мешком, наклоняясь к ведру возбуждала меня намного больше, чем голые шлюхи на сцене.

А еще внутри разливалось ядовито сочное чувство триумфа — все же не швалью сюда пришла. Не сосущей тварью и не крутящейся у шеста бл**ю. Волосы вьющиеся крутыми кольцами в хвост собрала, а меня заклинило на носках…как когда-то. У нее ноги стройные, икры точенные и эти носки, свернутые валиком есть в них что-то трогательно сексуальное. Я ее наклонил над этим ведром, в стенку впечатал и сзади долбился в нее как бешеный оголодавший псих.

— И что она делает? Сказки читает? Передай ей что я очень соскучилась, и мы договаривались, что она ляжет спать. Спасибо, Танюш, ты прям у меня такая…такая родная. Машутку поцелуй.

О ребенке говорит…и снова сукровица из дыр в груди засочилась. Этот ребенок моим мог быть, от меня. Счастливым и любимым нами обоими. И дело ведь не в том, что он чужой, блядь, встреть я ее с ребенком я бы любил и ее, и ее ребенка, ее собаку и даже блох ее собаки. Я верил ей…я считал ее самым лучшим, что могло случиться со мной в жизни. Наш ребенок был для меня кем-то святым, чистым, неоскверненным, кем-то олицетворяющим нашу любовь. Я ждал ее появления с диким трепетом…но я возненавидел их обеих, когда понял, что нет в них ничего чистого, когда присматривался к чертам лица девочки и искал свои собственные. Искал и не находил. А в кармане тест, а потом второй и контрольным в голову третий.