Правда, одно социальное явление Мейнарда все же интересовало – это была его помощница. Звали ее Дэна Гейнс. Ей было лет двадцать пять, и, по современным стандартам, она была сногсшибательна: высокие скулы, острый, выдающийся нос, светлая кожа и черные волосы, которые на несколько дюймов не доставали до талии. Она всегда была подчеркнуто чистоплотна. Все в ней – кожа, руки, одежда, волосы, запах – было до невозможности чистым. Она была мягкой, скромной, с тихим голосом, интеллигентной и деловой. Ей также очень нравился Мейнард, но отнюдь не в сексуальном плане – просто она питала к нему сестринскую привязанность и заботилась о нем.

Но все эти качества не имели никакого отношения к его заинтересованности в Дэне. Что его в ней захватывало, так это то, что она – единственная женщина (единственный человек) из всех, кого вообще знал Мейнард, – была признанной, практикующей и проповедующей свою веру (хотя и застенчиво) мазохисткой. Она работала у него всего две недели, когда впервые сообщила ему – спокойно, но искренне, – что она сторонник культа боли, и с тех пор она периодически старалась убедить его, что страдание – это истинный путь к чувственному осознанию и самопознанию. Он ни разу с ней не согласился, но был не в состоянии утолить свое любопытство к отдельным сторонам ее жизни. Свои непристойные мечты он оправдывал тем, что это в некотором роде его работа: он должен исследовать всевозможные особенности американских нравов.

Когда он вошел в контору, Дэна занималась его рассказом, – он написал его для следующего выпуска, – проверяя каждый факт и подчеркивая это место красным карандашом, когда ее удовлетворял источник, откуда этот факт был взят.

– Доброе утро, – сказал он, проходя к своему столу. Она подняла глаза:

– С вами все в порядке?

– Само собой. А почему бы д нет?

– Я просто беспокоюсь, когда вы так запаздываете. Я всегда думаю, что с вами могло что-нибудь случится.

– Не беспокойтесь. Самое скверное, что со мной иногда происходит, это когда мне снится кошмар, и я падаю с кровати. – Она улыбнулась. Мейнард отпил глоток кофе и заметил, что на Дэне было платье с высоким воротником и, поверх воротника, еще и шарф.

– А что под шарфом?

Дэна покраснела.

– Ничего.

– Слушайте, вы уже столько раз убивали меня своими речами, что одним разом больше, одним меньше – это, ей-богу, неважно.

Дэна поколебалась, затек сказала:

– Укусы.

– Вы имеете в виду дружеские покусывания? – Мейнард постарался показаться разочарованным. – Время от времени все так делают.

Приняв вызов, Дэна повернула к нему голову и стянула шарф.

– Укусы.

Мейнард увидел четкие проколы от зубов. Он отшатнулся.

– Господи помилуй! Это, должно быть, чертовски больно.

– Еще бы, – Дэна улыбнулась, натянула шарф обратно и вернулась к работе.

Мейнард взял с полки номера “Дейли Ньюс”, “Уолл-Стрит Джорнэл”, “Кристиэн Сайенс Монитор” и разложил их на столе. “Таймс” он прочитал дома, и теперь просматривал заголовки остальных газет, выискивая возможный материал для использования в разделе “Тенденции”. Редактора всегда легче убедить, что стоит написать о чем-то статью, если об этом уже писали где-то в другом месте, хотя бы даже в скобках. На оригинальные идеи смотрели с подозрением – ситуация, которую Мейнард называл Парадоксом Подтверждения: ему платили 40000 долларов в год за то, чтобы он выискивал оригинальные идеи для раздела “Тенденции”, но (в этом-то и состоял парадокс), если статья и занимала почетное место в их еженедельнике, то об этом, несомненно, уже говорилось по одной из процветающих, с прекрасным штатом сотрудников, радиостанций или писалось в ежедневных газетах.