— Ну и что с этого будет? — спросил у Кирсанова Давыдов с долей тревоги. Они смотрели, как по пирсу в сторону парохода решительным шагом двигались означенный комиссар, ибо никем другим этот господин в сюртуке и котелке быть не мог, а также трое сопровождающих его старших унтер-офицеров в форме морской пехоты.

— Пока — совершенно ничего. Как я предполагаю, наш капитан получит соответствующий инструктаж о текущем положении и вновь установленных правилах схода на берег и поведения на оном. Возможно, нам, как желающим здесь задержаться, придется пройти какое-то собеседование. В самом худшем случае нам откажут в этом праве. Просто из вредности, поскольку ранее подобные меры практиковались лишь в случае, если в городе объявлено осадное положение.

— Совершенно верно, — подтвердил Ермолаев. — Международное право не запрещает гражданам нейтральных государств пребывание на территории стран, ведущих войну. За исключением особых случаев.

— Надеюсь, наш случай — не особый? — сказал Кирсанов.

— Не хочу вмешиваться в чужие дела, — осторожно ответил статский советник, — но если бы англичане узнали о некоторых подробностях вашего появления на борту «Царицы»…

— Но вы же им не скажете? — мягко осведомился Давыдов.

— Да помилуй бог, о чем вы говорите? — взмахнул рукой Ермолаев. — Будто я не понимаю! Двадцать лет беспорочной государственной службы… Но вот кто-нибудь еще…

— Будем надеяться на лучшее, — улыбнулся Давыдов.

— И не нужно думать о других хуже, чем о себе, — добавил Эльснер. — Вы на берег собираетесь, если выпустят?

— А как же! Две недели под ногами твердой земли не чувствовали. Да и ребятам Африку показать! Такое, может, раз в жизни выпадает.

— Вот и хорошо. На прощанье в ресторане посидим, выпьем чего нибудь за взаимную удачу… Отведаем тушеный хобот слона или омлет из страусиных яиц.

— Только я еще попросил бы вас, господа, — вдруг сказал Кирсанов, — накрепко запомнить, что мы практически незнакомы, за исключением общения за табльдотом и карточным столом. Имена друг друга еще кое-как помним, но и только. Правильно, Евгений Лаврентьевич? — обратил он холодный синий взгляд к Ермолаеву. — Я ведь не знаю о парочке прошлогодних судебных процессов насчет дележки лесных концессий, справедливое решение которых и позволило вам прикупить очень приличный домик с видом на стрелку Васильевского острова?

Статский советник вздрогнул и под сюртуком покрылся потом. Как раз об этом эпизоде ему вспоминать хотелось меньше всего.

— Да о чем вы говорите? — сглотнув слюну, ответил тот. — Действительно, совершенно запамятовал, как вас там…

— Очаровательно. Я тоже ну совершенно не помню, какой у вас теперь адресок поблизости от Таврического сада… — простодушно улыбнулся Кирсанов.

Даже Давыдову с Эльснером его усмешка показалась неприятной. Хотя могли бы и привыкнуть за столько лет. Да нет, жандарм, он и есть жандарм. Строевым офицерам такого не понять.

— Посему, господа, предлагаю разойтись. Вас, Евгений Лаврентьевич, наверняка допрашивать не будут. Ну а если что — в картишки по маленькой от скуки перекидывались. От Владивостока с ними, после Шанхая и со мной тоже. И все. Ваша супруга тем более ничего о нас не знает. Да так ведь оно и есть…