С полковником президентской гвардии, окончившим Рязанское десантное, легко общались на любые темы на двух языках. А с командиром революционного отряда из сельвы, знающим испанский, как родной, но индейцем первобытно-общинного уровня по натуре, не удавалось достичь понимания по простейшим вроде бы вопросам. Просто одни и те же фразы, тем более — отвлеченные понятия и идиомы, трактовали совершенно по-разному. Не каждый, выучивший русский, с ходу поймет вопрос-ответ: «Чай пить будете? Да нет, пожалуй». А это не тот вопрос, от которого жизнь или смерть зависит.

В Отечественную войну вполне прилично владевшие языком немецкие авианаблюдатели, отслеживавшие переговоры русских летчиков в воздухе, совершенно ничего не понимали, хотя никаких хитрых кодов те не использовали. Просто все донесения и команды, за исключением союзов и предлогов, целиком состояли из матерных слов, различным образом склоняемых, спрягаемых и интонируемых. Что интересно, при такой лексике скорость прохождения и усвоения информации «пользователями» значительно увеличивалась в сравнении с уставной.

В случае с дуггуром цивилизационный разрыв был на порядки больше.

Поэтому Андрей не был уверен, что разговор Шульгина с Шатт-Урхом идет в адекватном плане. А время уходит!

Антон пока молчал.

Непонятно почему. У него ведь опыт общения с инокультурными расами гораздо больший (Тайный посол в Конфедерации Ста миров), и спецподготовка имеется. Ну, если ему хочется, пусть в резерве сидит.

— Так! — Андрей встал, ударил ладонью по столу. Сильно, как и собирался, чтобы зазвучало и срезонировало. В тонкие кости дуггура отдалось. — С дипломатией закончили. Ты — отвечай быстро и однозначно. Кто стрелял? Цель атаки только мы или ты тоже? Зачем это было сделано?

Беда Шатт-Урха заключалась в том же, что и Замка, попытавшегося воплотиться в Арчибальда. И тот и другой пытались «рационализировать» мысли, слова и поведение наблюдаемых объектов. Но при любой мощности алгоритма это было невозможно. За счет невероятной избыточности языка и сопряженных с ним форм мышления и поведения.

— Я только начал вам объяснять, и я непременно все объясню. Случившееся, безусловно, ужасно для нас всех. Я сам в полной растерянности. Но если вы меня выслушаете, без гнева и пристрастия, мы вместе поймем происходящее. Дело в том, что…

Дуггур выдернул манеру изложения не из той области. И не из того мозга. У кого-то из землян он нашел (методом «тыка», конечно) блок воспоминаний, связанных с романами Достоевского, Толстого, Диккенса, наконец. Это ведь он любил писать: «Давайте присядем, я расскажу вам мою историю».

— Растерянность и прочие эмоции оставь при себе. Они никого не интересуют. Только прямые ответы. Кто стрелял?

— Тапурукуара. Больше некому.

— Это — кто?

— Тоже одна из каст нашего общества. Профессиональные военные… — После короткой паузы добавил: — Нечто вроде кшатриев в вашей Индии.

«Наверняка успел выдернуть из моей памяти, — подумал Андрей. — Я только что сам так же ассоциировал».

— О кастах потом. Ты говорил — ваше сообщество признало правомерность наших действий и хочет мира. Ты лгал?