— Господин дез-Илетт делает паяцев, — заметил Бовизаж, — это ценная примета… хотя у нас в секции немало мелких ремесленников такого рода.

— Это напоминает мне, — сказал Делурмель, — что я обещал принести куклу моей младшей дочке, Натали. Она больна скарлатиной. Вчера показалась сыпь. Болезнь эта не опасная, но требует ухода. А Натали очень умный ребенок, очень развита для своих лет, но 5доровье у нее слабое.

— У меня, — заявил Гено, — один только мальчик. Он катает обручи от бочек и мастерит из бумажных картузов маленькие воздушные шары.

— Дети чаще всего забавляются предметами, не имеющими ничего общего с игрушками, — заметил Бовизаж. — Мой племянник Эмиль — очень смышленый семилетний мальчуган — целый день возится с кубиками, сооружая из них постройки… Не хотите ли?.. И Бовизаж протянул обоим делегатам раскрытую табакерку.

— Ну, а теперь пойдем прихлопнем нашего негодяя, — сказал Делурмель, носивший длинные усы и свирепо вращавший глазами. — Я сегодня не прочь позавтракать потрохами аристократа и запить их стаканом белого вина.

Бовизаж предложил делегатам отправиться на площадь Дофина в лавку его товарища, Дюпона-старшего, который, по всей вероятности, знает дез-Илетта.

Они шли в сопровождении четырех секционных гренадеров, дыша свежим воздухом.

— Видели вы «Королей на Страшном суде»? — спросил спутников Делурмель. — Пьесу стоит посмотреть. Автор выводит в ней королей Европы, укрывшихся на необитаемом острове, у подножия вулкана, который в конце концов поглощает их. Это — патриотическое произведение.

Делурмель указал на углу улицы Гарлея на маленькую, блестевшую, точно внутренность часовни, тележку, которую толкала старуха в клеенчатой шляпе поверх чепца.

— Чем она торгует? — спросил он. Старуха сама ответила:

— Вот, взгляните, господа. Выбор у меня большой: четки всяких сортов, нательные кресты, образки святого Антония, плащаницы, платки святой Вероники, Ессеhomo,AgnusDei, охотничьи рога и кольца святого Губерта и всякие предметы религиозного обихода.

— Да ведь это настоящий арсенал фанатизма! — возмутился Делурмель.

Он решил обстоятельно допросить старуху, но та на все его вопросы отвечала одной и той же фразой:

— Сынок, вот уж сорок лет, как я торгую этим товаром.

Один из делегатов Комитета общественной безопасности, увидав проходившего мимо солдата в синем мундире, приказал ему отвести в Консьержери удивленную старуху.

Гражданин Бовизаж заметил Делурмелю, что, собственно говоря, арестовать торговку и отправить ее в секцию должен был бы Наблюдательный комитет и что вообще никто не знает, какой политики следует придерживаться относительно бывшего культа, чтобы действовать согласно видам правительства: надлежит ли все разрешать или же все запрещать.

Подходя к мастерской столяра, делегаты и комиссар услыхали яростные крики, скрип пилы и громкое шуршание рубанка. Это ссорились столяр Дюпан-старший и его сосед, консьерж Ремакль. Причиной ссоры была гражданка Ремакль, которую неодолимая сила постоянно влекла в столярную мастерскую, откуда она возвращалась домой вся в стружках и опилках. Оскорбленный консьерж толкнул ногою собаку столяра как раз в ту минуту, когда его родная дочь Жозефина нежно обнимала Мутона. Возмущенная Жозефина накинулась с проклятиями на отца, а столяр вне себя от гнева заорал: