— Да что ты заладил: жена, не жена. Я что, о верности, что ли, заикался. Пусть бы с тобой роман завела, не жалко. Но речь ведь не о преданности и однолюбии.

— Моногамии, — поправил Грязнов.

— Вот-вот. Речь о том, что она спала с двумя заклятыми врагами. Шпионила, выведывала, работала на два фронта двойным агентом.

— И много она тебе про него рассказала?

— А ничего.

— А ему про тебя? — допытывался Грязнов.

— Почем я знаю, — отмахнулся Турецкий.

— А говоришь — двойной агент. Тут у нас агент одинарный, конкретный, и то, что она вообще шпионила, тоже не факт. Ну, разложилось у нее так. Обстоятельства, понимаешь.

— Еще хуже, значит, приценивалась, разведывала, кто кого, кто сильнее, чтобы вовремя на нужную сторону переметнуться.

— Саша, тебе определенно нужно выпить. Доверься мне. Сейчас ты занимаешься мазохизмом, а мазохизм вещь для здоровья вредная, в отличие от пары грамм коньяка, который и сосуды расширяет, и нервы успокаивает.

Турецкий посмотрел на Грязнова долгим пронзительным взглядом.

— Я овладел собой. Но пить я больше не буду. — Смяв почти полную пачку «Кэмела», он навесиком отправил ее в мусорное ведро. — …И курить.

Убийца сидел в кабине башенного крана. В мощный бинокль хорошо просматривался дом на соседнем участке. На застекленной веранде разговаривали двое. Мужчина в мягком пуловере и спортивных брюках и женщина в плаще. Женщина пришла минуту назад, когда убийца уже готов был выстрелить. Она не сняла плаща и не присела, значит, это ненадолго, можно немного подождать.

Убийца взглянул вниз: уже готовый фундамент, штабеля бетонных плит, горы песка и щебенки — недостроенная дача, которую, похоже, и не собираются достраивать. В кабине на всем толстый слой пыли, на крюке болтается корыто с застывшим раствором.

До цели метров пятьсот. Видно, как во дворе переговариваются охранники, они с автоматами и готовы к бою. А их хозяин совершенно спокойно беседует на веранде с женщиной в плаще…

— Меня не интересует, что ты обо мне думаешь, — говорил Родичев совершенно спокойно, сидя в кресле и потягивая минеральную воду. — Я просил у тебя самую малость, но ты и этого не сделала. Просить я больше не стану. Ты знаешь, что я не шучу.

— Но это невозможно. — Вера была напряжена до предела. Она пришла сюда с конкретной целью: раз и навсегда покончить со своей зависимостью от этого человека. Но упорно оттягивала решительный момент.

— Что невозможно? Он не сможет наскрести мне вшивый миллиард баксов?

— Не сможет, он не бог и не царь, но даже если бы мог, не пошел бы на это. — Она знала, как и зачем это сделает. По дороге сюда она продумала, что скажет и как будет себя вести. Это будет легко, убеждала она себя. Это не может быть трудно. Нужно только нажать на курок и не думать, что перед тобой человек, живой, из плоти и крови. Перед тобой бешеное животное, от которого нужно избавиться, это не страшно, это как раздавить мерзкого отвратительного паука.

— Мне плевать на его моральные принципы, и тебе тоже придется на них наплевать. — Родичев говорит, не повышая голоса, он знает, что последнее слово останется за ним, так было всегда, так будет и впредь.