— Благодарю, ваше величество. Отслужу. — Глаза циника Шмайсера чуть подернулись влагой. Он начал прикреплять новые погоны к старой шинели. Этой же операцией занялся и Фомин. Вот только радости он не чувствовал от свалившегося на плечи генеральства. Зато пятая точка прямо отчаянно вопила, что спал он четыре часа в последний раз, и больше такого не предвидится.

Шмайсер вышел за дверь, и через пару минут вернулся с заспанным денщиком. Тот моментально проснулся, когда узнал, для чего его привели. И сразу засуетился с нескрываемой радостью — споро натащил горячей воды, наточил бритву и принялся с мастерством опытного цирюльника приводить императора в соответствующий вид.

Свежеиспеченный флигель-адъютант принес какой-то баул, извлек новую генеральскую шинель на красной подкладке и великолепную каракулевую папаху. Затем достал из резко похудевшего мешка новенькое обмундирование, причем довоенное, из отличного сукна.

И, насвистывая под нос, стал прилаживать на китель и шинель золотые генеральские погоны с тремя звездочками. Фомин радостно выдохнул — все немец предвидел, как и то, что императору ходить в затрапезном виде, даже две пары погон где-то упер. Ибо покупать такие вещи Шмайсер стал бы только под страхом смерти…

— Господа офицеры! — Отчаянная команда кого-то из опомнившихся штабных хлестанула кнутом. Все с оторопелым видом посмотрели на Семена Федотовича, вернее, на его широкие плечи, в золотом сиянии генеральских погон с императорскими вензелями.

Но тут в освещенную залу вошел совершенно преобразившийся император, побритый, в генеральском мундире. Все разом впали в столбняк, даже всегда решительный генерал Молчанов. Некоторые усиленно заморгали, кое-кто потер глаза, словно хотели отогнать видение.

— Генерального штаба подполковник Ефимов! Приказываю немедленно вступить в должность начальника штаба Ижевско-Воткинской дивизии.

— Есть, ваше императорское величество! — Невысокий худощавый офицер с русой бородкой щелкнул каблуками.

— А вам принять второй батальон от полковника Ефимова. — Император повернулся к высокому крепкому капитану.

— Есть, ваше императорское величество!

— Викторин Михайлович! Прошу вас немедленно построить дивизию и все подразделения, что стоят в Назарове. Прикажите собрать местных селян — мне нужно поговорить с людьми.

— Есть, ваше императорское величество!

Фомин заметил, как радостно блеснули глаза молодого генерала. Видно было, что Молчанов испытывал чудовищное облегчение, ведь многомесячный затянувшийся маскарад был в тягость не только всем ижевцам и воткинцам, но и ему тоже. Но маска окончательно сброшена — и лица собравшихся офицеров и солдат озарились надеждой…

— Пся крев! Эти гусситы обрекают нашу дивизию на истребление, пан Казимир. — Офицер в мундире польской армии, в наброшенной на плечи шинели, медленно прошелся по салону вагона, в ярости похлопывая перчатками по ладони левой руки.

— Я их понимаю. — Сидящий за столом Казимир Юрьевич Румша, бывший полковник русской императорской армии, ныне ставший командующим пятой польской дивизии, которую именовали Сибирской, чуть улыбнулся краями губ. Вот только радости совсем не было в этой ухмылке полковника, одна злоба на вчерашнего союзника.