– Эдуарда Борисовича застрелили, когда он домой с корпоратива возвращался, – произнес Алексей тихо.

– Этого не может быть, – удивленно отозвалась Регина. – Они там ничего не напутали?

– Я видел его машину. Водитель тоже погиб.

Леша молчал и не отключал телефон, держал мобильник возле уха и слышал, как далеко-далеко очень тихо плачет его жена.

Верещагин заскочил домой лишь затем, чтобы захватить Регину. Вместе они отправились к Брониславе Витальевне и застали ее с распухшим от слез лицом, но удивительно спокойную.

– Ну все, – сказала та, увидев зятя, – теперь ты один мужчина у нас остался. Вся надежда только на тебя.

На что, собственно, надеялась теща, Верещагин не понял, а переспрашивать или уточнять у Регины не стал. Он позвонил своим родителям, и те сразу приехали. Мама сразу пошла на кухню, а отец, как мог, успокаивал Брониславу Витальевну.

– Я-то смертей на своем веку насмотрелся. В войне, правда, никакого смысла нет, узаконенное убийство, и все. Но там гибель людей хоть как-то можно объяснить, а в мирное время – вообще непонятно, зачем это надо…

– Почему его? – недоумевала Бронислава Витальевна. – Он ведь как ребенок был, всему верил. Прочитал тут стихи какие-то, и втемяшилось ему в голову, что к жизни надо относиться, как к взятой напрокат вещи. А раз напрокат, то за нее надо платить… Пару дней назад спать уже лег и вдруг спрашивает, не меня, а просто: «Что будет, если я умру, а там выяснится, что я за жизнь еще не расплатился? Как с меня там будут получать?» До того разволновался, что попросил меня рюмку виски принести. Я, конечно, отказалась, тогда он сам пошел и на кухне полбутылки выхлестал… Мне, когда с ним познакомилась, семнадцать только исполнилось. А потом я ему сказала по телефону, что беременная, и он так испугался, что трубку бросил. Набираю снова его номер – не отвечает. Потом приехал ко мне и умолял не рассказывать ничего родителям. Обещал на мне жениться, как только школу закончу. Мне, правда, оставалось-то всего два месяца. Очень скоро выяснилось, что я по дурости ошиблась… Эдик обрадовался и даже признался, что собирался к тому времени в плавание уйти. Мне так обидно стало! Я заплакала, и тогда он потащил меня домой и заявил моим родителям, что мы любим друг друга. Отец мой хотел драться полезть, но ничего не получилось – мой папа невысоким был. Эдик его на голову выше. Ну а потом он начал нам из-за заграницы возить модные тряпки, вещи разные, родители мои его вообще обожать стали…

Хоронили Сименко сразу после Рождества. Народу на кладбище собралось много: весь коллектив «Сименко интернешнл», несколько сокурсников Эдуарда Борисовича по Морской академии. Появились даже те двое авторитетов с охраной, которым еще совсем недавно была должна фирма. Верещагин подошел к ним, выслушал соболезнования и поинтересовался о том, что им известно об убийстве его тестя.

– Мы уже поспрашали кого можно, – ответил Лопата. – По портовым делам к нему никаких претензий. Нам он тоже не должен. И вообще, это не наши, в смысле, не из города люди сделали: у нас так давно никто не работает, чтобы шмалять из автоматов прямо на улице. Ну, там снайпера снарядить или машину взорвать, это могут, а чтоб вот так внаглую… Муса тоже справки навел у кавказских, – никто ничего не знает.