– Сэм, бисквит великолепный, – произнес Бэмфорд О'Коннел с сильным ирландским акцентом.

– Спасибо. – Она улыбнулась и едва не выпалила: «Это ведь не что-нибудь, а фирма „Маркс и Спаркс“», но ей удалось вовремя остановить себя.

Получилось отлично. Она только вынула бисквиты из фабричной упаковки и слегка обработала их.

О'Коннел, словно маленький плотный сгусток энергии, с очень выразительным лицом, излучающим отличное здоровье, с удовольствием расправлялся с очередным куском. Свою жизнь, ел ли он, пил, разговаривал или даже просто сидел, он превращал в непрерывное пиршество. Поглощенный изучением других, он внушал окружающим, что жизнь – сплошное удовольствие, бесконечный источник наслаждений. Перехватив ее взгляд, он поднял свой бокал:

– Небольшой тост в твою честь за все твои усилия.

Она снова улыбнулась и подумала, заметил ли он, что ее лицо краснеет. Под маской эксцентричности таился энергичный, полный обаяния и чрезвычайно проницательный человек. Она никогда не могла забыть, что он психиатр, всегда по-своему истолковывающий каждое движение, каждый жест, любое слово, сказанное в его присутствии; по тому, как она разрезает еду на тарелке, держит бокал, поворачивается или касается приятеля, он мог делать выводы о ее тайных страстных деяниях, потаенных страхах.

– Живые? – поинтересовался кто-то с дальнего конца стола. – Выходит, они живые?

Сэм сердито посмотрела на Ричарда, чтобы он сменил тему разговора, но он отвернулся в сторону и обменялся плохо скрытыми ухмылками с Андреасом, а потом посмотрел на эту блондинку.

– Да, разумеется. По всей вероятности, когда они извиваются во все стороны, это весьма эротично… если вам нравятся вещи подобного рода.

– Я думаю, это отвратительно, – сказала Шейла Роулингс.

– Бьюсь об заклад, Бэмфорд, что ты знаешь вещи и похуже этого, рассказанные тебе родителями пациентов, не так ли? – спросил Питер Роулингс, оставив Гарриет в облаке крайне вредного для окружающей среды сигаретного дыма.

О'Коннел улыбнулся и перехватил взгляд Сэм, показывая ей, что он понял. Повертел в руках свой бокал.

– Уж я-то знаю. Разумеется, знаю. – Он подмигнул Сэм. – Вот потому-то и укладываю родителей на кушетки – чтобы они не могли видеть моего лица, когда они рассказывают мне такие вещи.

– И кто же проделывает эту штуку с сусликами? – спросила жена Арчи, вытаращив глаза и хлопая веками, отчего они походили на клювы голодных птенцов.

– Ребята в Америке, – сказал Ричард.

Зазвонил телефон. Ричард ринулся к письменному столу и поднял трубку. На мгновение наступило молчание, все наблюдали за ним.

– Гарри, это великолепно! – громко воскликнул он. – Замечательно, дорогой, это хороший подход. Нет, это я не сделал… мне пришлось уйти рано… да-да… это определенно станет новым наркотиком. Снимет все преграды. Продавай этот патент, если у тебя есть настоящий покупатель, страховая премия в десять процентов. А как насчет «Сони»?

– Ричард, – окликнула его Сэм через всю комнату, – не мог бы ты перезвонить ему?

Он прикрыл микрофон и поднял палец. Бэмфорд О'Коннел откинул со лба растрепанные волосы.