У Алисон больше не было сомнений — дядя Оноре попросту скрывается от нее. Она заподозрила неладное в тот момент, когда Оноре исчез, предоставив ей и Эрве приветствовать гостей. Но только сейчас, немного освободившись, девушка смогла оглядеть зал в поисках дяди. Нигде ни следа престарелого француза, постоянно хватавшегося за сердце.
— Ты не сможешь избежать неизбежного, дядюшка, — пробормотала Алисон себе под нос, разрываясь между желанием хихикнуть и раздражением. Она немедленно отыщет трусливого родственничка и заставит держать ответ! Он откладывал решение до последнего момента. Завтра будет слишком поздно.
Алисон раскрыла веер из расписного шелка и начала энергично им обмахиваться, рассматривая из-под его прикрытия собравшихся гостей. Она прибыла в Алжир неделю назад, но еще не осмотрела город, бывший так долго то убежищем пиратов, то твердыней турок. Страну же она совсем не успела увидеть и сгорала от нетерпения поскорее отправиться в путь. Но, конечно, дядя Оноре вряд ли разделяет ее желания. Он вообще не имеет представления о том, какая жажда приключений снедает ее. Подобные стремления совершенно чужды добродушному обывателю. Он никогда не поймет, что это светское общество — отнюдь не то, чего племянница хочет от жизни. Но ведь именно потому она приехала в Алжир.
По существующим традициям Алисон должна бы радоваться и чувствовать себя польщенной приемом, устроенным в ее честь. Сегодня вечером ее представили члену королевской семьи — блестящий шанс для дочери простого, хотя и богатого торговца. Но какое значение это имело для Алисон?
С трудом сохраняя на лице вежливую улыбку, она рассматривала богатых европейцев. Блеск… напыщенные лица… банальные фразы… Страшно подумать, как отчаянно она стремилась когда-то стать частью всего этого. Повсюду слышался смех… неискренний, деланный: вялое веселье скучающих жен и пронырливых политиков. Оркестр играл известные в Европе мелодии, а не странные экзотические ритмы Востока. Беседа велась на французском языке, и заключалась в бессмысленной болтовне и злобных сплетнях. Даже мебель была французской и низводила огромную комнату в мавританском стиле, с высокими арками и резными, тонкими, как кружево, панелями до уровня обычной европейской бальной залы. Только бирюзовая и серая керамическая плитка, выстилавшая пол, выглядела по-настоящему восточной. Алисон умирала от желания сбросить модные туфельки и почувствовать прохладу изразцов под затянутыми в шелковые чулочки ступнями. Но она обещала дяде вести себя как подобает приличной, воспитанной девушке. И сдержала слово. Она не сотворила ничего скандального, не устроила ни одной проделки за целый месяц.
Но теперь с нее довольно. Продолжая обмахиваться веером, Алисон обошла комнату, высматривая дядю, и наконец обнаружила его за раскидистой пальмой, ведущего светскую беседу с французской супружеской четой, обосновавшейся здесь, в новой колонии. Оноре, которому было уже почти шестьдесят, отличался солидной комплекцией, но был невысок: его макушка, увенчанная пучком редеющих серебряных волос, едва достигала уха племянницы.