Аиша. Он влюбился. Его первая любовь. Настоящая. В этом он уверен и сегодня. Первую любовь не забудешь. Когда мы влюбляемся впервые, мы не можем представить себе, что наша любовь когда-то кончится. Именно в этом и состоит ее неповторимое очарование. Зато сегодня он знает, что самая важная – это последняя любовь. Ее-то и надо беречь. Но его любовь к Аише была первой. Пусть безумной, но не щенячьей. Через неделю после их знакомства он признался ей в любви. Через два дня после объяснения в любви они пошли погулять, держась за руки, а когда спустились сумерки, они первый раз поцеловались. Он хотел быть рядом с ней. Постоянно. Это не было для него каникулярным умопомрачением, и он не хотел, чтобы всё закончилось в день отъезда слезливой церемонией обмена адресами и обещаниями «буду писать и скучать». У него был план. Он переедет к ней. На самый конец Франции. В Кале. Он сменит лицей на вечернюю школу для рабочих. Три дня в неделю он будет учиться, а два работать. Поселится в интернате. Если вдруг возникнет необходимость, он обойдется без помощи родителей. Мама, как всегда, поначалу всполошится, но в конце концов поймет его, встанет на его сторону, защитит его и по-своему благословит. В отношении отца у него не было уверенности. Он знал, что его отец понимает любовь несколько иначе, чем все остальные. А иногда ему казалось, что он вовсе в нее не верит.

Наконец настал день, когда он решил ей раскрыть свои планы на их любовь. Сначала он хотел сделать это утром, в автобусе, по дороге на виноградник, когда она прижалась к нему, положив голову ему на плечо. Но прежде, чем он собрался с духом, они успели доехать и водитель попросил их выйти из автобуса. Потом он хотел сделать это на винограднике, когда они специально отстали от других, чтобы лечь между лозами и кормить друг друга виноградом. Но и здесь он не решился. После работы, перед возвращением «к своим овинам», она сказала ему, что сегодня они встретятся попозже, потому что к ней приедет «знакомый из Кале». Что ж, знакомый так знакомый; никакого беспокойства он не испытал. Вечером к нему зашел некий Пьер, худой, высокий парень с рюкзаком на плече. Тот самый «знакомый из Кале». Хотел поговорить с ним. Он очень хорошо знал Аишу. Был ее парнем. Уже больше года. А минуту назад она сказала ему, что больше не хочет быть с ним, потому что нашла «кого-то более важного для себя». Пьер пришел спросить, зачем он это сделал. Всего лишь спросить. Потому что так не делают. Нельзя так поступать с людьми. Это непорядочно. Винсент ответил, что понятия не имел о существовании парня у Аиши и что если бы знал, то ничего такого не позволил бы себе. Никогда в жизни. Пьер не захотел его слушать и ушел. Не поверил. Винсент побежал за ним, извинялся, объяснял, как всё было.

В тот вечер он не встретился с Аишей. Вообще больше никогда с ней не встретился. Собрал свой чемодан, заказал по телефону такси и поехал в Нюи-Сен-Жорж. В гостинице поговорил с руководителем группы. Рассказал ему на ходу придуманную историю о болезни отца. Ему уже было восемнадцать, и поэтому всё равно никто не смог бы удерживать его в том месте, где он не хотел быть. В ночном поезде в Нант не спалось, о многом передумал, но ненависти к Аише не было ни капли. Разочарование, печаль, обида – да, но не ненависть. Главное, что он чувствовал, – стыд перед Пьером. Огромный, парализующий стыд. Он влез в жизнь незнакомого человека, сделал ему больно, унизил, приблизившись к его женщине. И совершенно неважно, что сделал это неумышленно. Ведь, по идее, он должен был бы спросить ее, есть ли у нее парень, есть ли кто-то в ее жизни. Он не сделал этого. Он наивно предположил, что если бы кто-то такой был бы в ее жизни, то Аиша сама установила бы какие-то непреодолимые границы, не реагировала бы на флирт, не позволила бы дотрагиваться, не молчала бы, когда он строил планы об их будущем, которое наступит через две недели на виноградниках. Она до самого конца скрывала правду. Если бы этот Пьер из Кале не приехал, то они наверняка обменялись бы адресами и разъехались по своим домам. Он скучал бы и проверял свой почтовый ящик – нет ли от нее письмеца, а она вскоре забыла бы то, что между ними было. А что, собственно, было? Банальная каникулярная история мальчика из Нанта. Но ее Пьер приехал. И повел себя так, как должен вести себя мужчина. Если бы он, допустим, ударил Винсента, обозвал, плюнул в лицо, обругал. Но нет. Он поставил ему в укор отсутствие чести и удалился, не дав сказать, что слово «честь» не только для него много значит. Когда во время допросов в Кракове, после ареста, и во время слушаний в суде он говорил о чести, которой его лишил бард, о нерушимом кодексе, который тот попрал, то каждый раз к нему возвращалось воспоминание о том вечере на виноградниках в Бургундии. И тотчас же возвращался тот стыд и чувство вины, которую он так никогда не искупил.