— Все дети должны любить своих родителей, — сказал Ушастик и спрятал записную книжку, куда заносил разные умные мысли.

— Должны… Хорошо бы! — ответил учитель Так-Так. — Понимаешь, ведь у всех людей на земле были родители. Но мы с отцом были еще и друзьями. Бывало, только увижу отца у калитки, тут лее бросаю игру с мальчишками и бегу домой. Конечно, я знал — ему захочется со мной потолковать или просто помолчать, а рано утром отец снова уйдет на работу.

Потом я вырос. Даже отцовские сапоги стали мне жать.

— Вот тогда-то и началась война, — остановившись у стола, сказал учитель.

— Настоящая? — Фок даже подпрыгнул на парте.

— Тише, — остановил учитель. — В первый же день войны отец собрался на фронт. Велел мне приглядывать за младшим братишкой и помогать матери по дому.

Мне хотелось сказать отцу на прощание что-нибудь. Но мы оба были мужчины. И я только взял окарину и сыграл ему песенку про осенний вечер.

Отец не велел его провожать. Помню его спину в дверях. Отцовскую спину в потертой кожанке… Да, бывает, что человек уходит. И не возвращается.

Так-так, — учитель подошел к окну, — солнце садится, уроки давно кончились. По домам пора.

— Не пора, — закричали школьники, — расскажите, доскажите про дудочку!

Учитель молча постоял у окна.

— Отца убили в первом же бою. Я не верил сначала, и долго еще мне снилось, будто отец вернулся, а я ему играю на окарине.

Говорят, люди растут во сне. Наверное, когда мне снился отец, я тоже рос, становился похожим на него.

И вот пришло время, мне дали винтовку с патронами.

А глиняная дудочка лежала в заплечном мешке, этот мешок был всегда со мной. Только мне не хотелось играть: подумайте, прошло лето, наступила осень, а война не кончалась, и людей все убивали и убивали.

Однажды неподалеку от нас разорвался снаряд. Осколком ранило моего товарища. Я подбежал к нему, но рядом опять ухнуло, и нас обоих засыпало землей.

Когда я очнулся, был уже вечер. Товарищ стонал. Я перевязал его, а когда лазил в мешок за бинтом, увидел, что дудочка раскололась надвое. Ведь она была глиняная.

… Я склеил свою окарину в день Великой Победы. Да, да, представьте себе, склеенная, она заиграла! Правда, немного по-другому, не так весело, как раньше. И вот теперь, когда остаюсь один, изредка играю на окарине и вроде бы опять вижу отца…

Класс притих. Даже Фок сидел неподвижно, подперев рукой голову.

— А почему вы нам никогда не играли на этой дудочке? Сыграйте, пожалуйста! — попросила Ленточка.

— Что ж, — сказал учитель и, немного помедлив, достал из кармана что-то завернутое в носовой платок.

Она была совсем небольшая, склеенная из двух половинок глиняная окарина. Учитель Так-Так осторожно прикоснулся к ней губами, и в классе послышался голос кукушки. Музыка была тихая и печальная. Песня о тех, кого уже нет с нами.

— Надо скорее разыскать хозяина часов, скорее! — сказала Ленточка. И нетерпеливо топнула ногой.

— А я что говорю? — отозвался Фок. — И я говорю — разыскать. Запечатать письмо в бутылку, а бутылку — в речку. Кто потерял, тот и выловит бутылку.