— Это теперь наши с тобой часы. По очереди. На, держи! — И Фок протянул приятелю часы, а сам полез в ранец за маркой.

— Кто это подарил тебе такие замечательные часы? — спросил учитель Так-Так.

— Никто не подарил, — просиял Фок. — Их в траве кто-то посеял, а я нашел.

Учитель Так-Так задумался и отшвырнул камешек носком ботинка.

— Так-так, прелестно! Если ты их нашел, — произнес он, поднимая и опуская указательный палец, точно решал задачу, — значит… значит, часы кто-то потерял.

— Пускай не теряет, — нахмурился Фок. — Часы теперь наши, наши с ним. — И он кивком показал на Чистую Пятку.

— Погоди, — сказал учитель, — давай подумаем. Хозяином таких часов мог быть человек пожилой. Наверное, он шел по тропинке, устал и присел на траву передохнуть. Тут-то они и выскользнули из кармана.

— Если так, — вмешался Ушастик, — этот человек, который потерял, носил часы долго, всю свою жизнь. Вот и хватит пусть другие носят.

— Нет, — сказал учитель твердо, — человек, потерявший такие часы, наверняка расстроился. И я прошу вас рассказать всем своим приятелям и знакомым, а они пускай сообщат своим знакомым, что часы отыскались. Не может быть, чтобы добрая молва не нашла хозяина часов. А вдруг это были для него не просто часы? Бывают очень дорогие для человека вещи — не, потому дорогие, что дорого стоят, — ох как обидно их терять… Если хотите, как-нибудь я расскажу вам одну историю.

— Хотим! Хотим! — запрыгали школьники.

— Ну хорошо, — согласился учитель. — Не забудьте всем сказать про находку.

— Не забудем, обязательно не забудем, — ответила за всех Ленточка.

— А теперь прошу за парты! — сказал учитель.

— Вы обещали историю рассказать! — закричали школьники, когда уроки кончились.

— Ах да, — вспомнил учитель Так-Так. Он захлопнул журнал и прошелся по классу.

— Когда-то отец подарил мне глиняную дудочку… Я был тогда школьником, совсем как вы.

— Не может быть! — вставил Фок. — Вы, учитель, были школьником?

— Честное слово, — серьезно ответил учитель. — Так вот, отец подарил мне глиняную дудочку, объяснил, что называется она окариной. И показал, как играют на ней.

Дудочка-окарина была гладкая, покрытая черной блестящей глазурью. В ней было десять отверстий — по одному на каждый палец. Я мало-помалу выучился играть на своей окарине.

— Красиво она играла? — спросила Ленточка.

— Как вам сказать… — задумался учитель. — Я ведь не был настоящим музыкантом, да никто и не учил меня. Мне нравилось, что звук окарины похож на голос кукушки и что вечером дудочка поет не так, как утром. Голос у нее был не слишком громкий и никому не мешал. Отец любил слушать, как я играю. Он приходил вечером с работы, ложился на диван, а ноги закидывал на табурет. Прямо в сапогах. Да, он за день уставал, и мать не ругала его.

Я брал окарину и наигрывал любимую музыку отца — веселую песенку про осенний вечер, про то, как трещат поленья в печке, а дождь и ветер, понимаете, напрасно стучатся в стекло.

Я играл и играл эту песенку, а сам все смотрел на отца. Как сейчас вижу, он лежит на спине, подложив ладони под голову. От его черной макушки до носков сапог было так далеко! Он был большой, мой отец. И я… как бы вам сказать… любил его. Что ты хочешь спросить?