Что ему нужно, выясняется очень быстро.

— Ты, Михал Леонидыч, должен меня понять… — Он пыхтит, пытаясь говорить тихо, но «командирский», обеспечивавший в армии сержантскую карьеру голос его пробивается сквозь стук вилок, переговоры официантов и беседы посетителей этого кафе, одного из немногих в городе, не озвученных бешеным радио. — Должен понять… Я ж не от себя, а от серьезных ребят… ну, ты сам понимаешь… все прошли ту же школу, что и мы с тобой… не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым… э-хе-хе, не получается молодым-то, а, на полшестого уже всегда, а было время, скажи?., всегда на три пятнадцать стоял, помнишь?., ну, в общем, есть к тебе предложение реальное, тебе же уже говорили… нельзя отказываться, Леонидыч, мы же все патриоты, жила бы страна родная, а?., в общем, соглашайся и запьем это дело?..

Почему эта рожа, которой только Городничего играть в «Ревизоре», эта свинья, кое-как затянутая в двухтысячный итальянский костюм, считает меня своим, неизвестно. По возрасту? Или он просто не допускает, что есть люди, прожившие другую, чем он, жизнь, не пьянствовавшие на совещаниях комсомольского актива, не делавшие карьеру в банях, не укравшие цэковские деньги… А может, он прав, и мы действительно одной крови, я и он… Вот ведь и виски этот урод тоже предпочитает другим напиткам, заказывает уже по третьему разу себе и мне…

Я обещаю подумать в положительном смысле, плачу — он не возражает, халява представляется ему естественным образом существования — за обоих, и мы выходим на Красную площадь. Он странно быстро трезвеет и, тяжело переваливаясь на коротких толстых ногах, шаркая по асфальту низами слишком длинных штанин, уходит в сторону Иверской. А я иду к мосту, перехожу, продуваемый весенним ветром, над серым, мелко искрошившимся льдом на другую сторону и без всякой цели двигаюсь в глубь Замоскворечья.

Собственно, решение уже почти принято: надо сдаваться и уходить. Если они вводят в действие такие силы, как этот Олег Николаевич, значит, будут давить до конца. Сам он, конечно, шестерка, но послан явно не бандитами, а действительно «серьезными людьми». Вероятно, его думский статус здесь ни при чем, он просто используется ими для последних предупреждений таким несговорчивым олухам, как я. С него, если что, взятки гладки — заботится народный избранник о благе страны, о развитии отечественного бизнеса. Взятки гладки…

Остается только поторговаться еще немного, попытаться поднять цену до двенадцати — соответственно, и Игорь должен получить не меньше десяти — и подготовить все к отъезду.

Возможно, Нине стоит, уехав, там и остаться, надо как-то убедить ее в этом… И Леньку бы уговорить продать бизнес, перебраться туда, а там новое дело начнет, у него еще сил много… Труднее всего с Игорем. Он-то сам уедет охотно, давно мечтает день начинать в пивной, купили бы там на пару какое-нибудь приличное заведение, а то и два… Для отводу глаз. И жили бы все там спокойно, но бабы его!.. Марина родину не бросит, ей без березок никак, а Женька от тусовки своей не поедет, от телевидения своего, где на нее все плюют… Нелегко будет Игорю их уламывать, но придется.