Наверно, ей нелегко примириться с тем, что в постели она для молодого супруга менее привлекательна, чем деревянные солдаты. Однако она не проявляет своих чувств. Невинность ей еще не надоела. А Петр знал, что небольшой физический недостаток мешает ему выполнить роль супруга. Впрочем, достаточно несложной хирургической операции, чтобы устранить его. Но он боится хирургов. Петр предпочитает оставаться ребенком, в стороне от прочего мира, среди игрушек и мечтаний. Как писал в 1758 году Шамно в своей памятной записке для Версаля, великий князь считал себя неспособным иметь потомство из-за препятствия, которое восточные народы устраняют путем обрезания, но которое он считал непреодолимым. А Кастера, другой дипломат, сообщает со своей стороны: «Великий князь так стыдился своего несовершенства, что даже не осмелился сказать о нем принцессе, а та уже не испытывала отвращения от его ласк, но была так же неопытна, как и он, и не пыталась ни утешить его, ни найти способ привлечь его в свои объятия».

Петром овладела новая страсть: он хочет дрессировать спаниелей для охоты. Скоро в его комнате собралось с десяток собак. Они живут в загончике из досок. Вечный лай и неприятный запах раздражают Екатерину. «И в этом зловонии мы оба спали», – скажет она. Невзирая на ее протесты, великий князь отказывается расстаться со своей сворой. Его пьянит безраздельная власть над собаками. Под предлогом, что они должны ему подчиняться, он кричит на них, бьет плеткой и палкой. Однажды великая княгина застала такую сцену: слуга держит поднятую за хвост крошечную собачонку, а Петр избивает ее палкой изо всех сил. Екатерина в слезах умоляет его прекратить истязание, «но он лишь усилил удары». «Вообще, – замечает она, – слезы и крики вызывают не жалость у великого князя, а гнев; для его сердца жалость – чувство слишком сложное и даже невыносимое». Насладившись мучением собак, он хватает скрипку и начинает оглушительно и бесконечно царапать струны смычком. «Он не знал нот, – пишет Екатерина, – но слух у него был хороший, и он считал главным достоинством музыки громкость и грубость звуков, извлекаемых им из инструмента». И все же она предпочитает скрип и скрежет скрипки, чем те ругательства, которые изрыгает великий князь, напившись со своими слугами. Через несколько лет она напишет: «От него почти постоянно пахло вином и табаком, и эта смесь запахов была невыносима для всех, кто приближался к нему». Всю зиму Петр говорит с Екатериной о новой своей выдумке: построить дом развлечений, внешне напоминающий монастырь капуцинов, одеть слуг монахами, дать каждому по ослице и пусть они ими занимаются. И Петр хохочет до изнеможения, излагая детали своего проекта. Чтобы ему понравиться, жена должна сотни раз рисовать план его воображаемого заведения. Она уже не в силах это делать. «Когда он выходил, – напишет она, – самая скучная книга превращалась для меня в восхитительное развлечение».

Хотя муж ею пренебрег, она не потеряла надежду, что может нравиться. Ей восемнадцать лет. В зеркале Екатерина все чаще видит вполне симпатичное лицо. «Я хорошела на глазах, – напишет она. – Роста высокого,