Венчание было совершено поспешно в дворцовой часовне. По обычаю, принятому для фрейлин, нарядом невесты занимается сама императрица. Мамонов получает сто тысяч рублей и новое имение с тремя тысячами крепостных. Именно туда, едва успев обвенчаться, вихрем улетают молодые. Именно там уже понесшая стараниями экс-фаворита экс-фрейлина разрешится от бремени.

Еще не отойдя от волнений неудачного любовного приключения, Екатерина рассказывает обо всем в письме к Потемкину: «Я никогда не была никому тираном и ненавижу насилие». Из своего далека Потемкин сочувствует ей. Конечно же, именно он представил «балованного ребенка» императрице. Однако очень скоро именно он и посоветовал ей «расплеваться с ним». Мамонов не достоин ничего, кроме презрения, потому что не сумел сохранить «свой пост». «Я никогда не обманывался на его счет, – пишет Светлейший князь Таврический. – Это смесь безразличия и себялюбия. Тут он был почище Нарцисса. Думая только о себе, он требовал все, не давая ничего взамен».

За некоторое время до всех этих событий Екатерина так определяет свое душевное настроение в послании к Гримму: «Ученица госпожи Кардель[148] нашла, что господин Красный мундир более достоин жалости, нежели гнева, и уже наказан, на всю жизнь, самой глупой из страстей, что не настроила людей в его пользу и выставила его неблагодарным, и поэтому, к удовольствию всех заинтересованных лиц, как можно скорее покончила с этим делом… Судя по всему, дела в этой семье идут совсем нехорошо». И действительно. Мамонов очень быстро понял, что в погоне за тенью он выпустил крупную добычу. Прелести супружества не могут заменить знаки высокого почтения, которое оказывалось ему, когда он был официальным фаворитом императрицы. Он пишет Ее величеству, что невыносимо страдает после их расставания и что единственное его желание – вернуться в Санкт-Петербург и вновь обрести с ней то тепло, которого ему сегодня так не хватает. И как всегда, искушенная в политических делах Екатерина позволяет убаюкать себя несбыточными мечтаниями о любви. И в шестьдесят лет она сохранила воображение и наивность молоденькой девушки. Один-единственный взгляд в зеркало мог бы ее отрезвить, но… она по-прежнему думает, что даже с морщинами, беззубой улыбкой и опустившимся бюстом она может быть желаннее, чем молодая жена. Расчувствовавшись, она говорит Храповицкому: «Я его знаю, он не может быть счастлив». Однако Екатерина отказывается возобновить связь: «Пойти с ним в сад и видеть в течение четырех часов – это одно, а жить с ним – это совсем другое».[149] По этой причине она в письме отвечает на домогательства Мамонова советом подождать год, прежде чем она разрешит ее увидеть.

В тот момент, когда Екатерина писала эти строки, она отнюдь не чувствовала себя покинутой и одинокой. Еще до того, как протеже Потемкина, Мамонов, официально прекратил исполнение обязанностей, враждебная Потемкину партия – Чернышевы, Румянцевы, Салтыковы – постаралась поскорее найти ему замену. Необходимо было опередить Светлейшего и подобрать фаворита, который не плясал бы под его дудку. Очень многие стремились занять это место, так что недостатка в выборе не было. В мгновение ока наперсница и обычная прислужница Екатерины в таких делах, Анна Нарышкина, втолкнула счастливого избранника в покои императрицы. Звали его Платон Александрович Зубов. Было ему двадцать два года. Он служил поручиком в гвардейском полку, и Екатерина знает его уже давно. Она взяла его под свое покровительство, когда он был еще одиннадцатилетним мальчиком. Впоследствии она отправила его на учебу за границу. В тот вечер она увидела Зубова в новом свете. Он понравился, он принят, он ужинает с государыней при свечах, а наутро получает десять тысяч рублей и несколько колец. Одно из них попадет к лакею Ее величества, дабы снискать его расположение. В течение недели после своего возвышения Платон Зубов назначается личным адъютантом императрицы. Он дарит Анне Нарышкиной, вставившей, так сказать, его ногу в стремя, украшенные драгоценностями часы. «Теперь, – пишет Массон, – можно видеть, как он запросто идет под руку с императрицей, в большой шляпе с перьями, затянутый в новый мундир, а за ним почтительно следуют сановники империи. Еще вчера он толкался в их приемных. Однажды вечером, после карточной игры, Екатерина отпустила придворных и прошла в спальню, сопровождаемая туда только фаворитом». Она так им удовлетворена, что даже пишет Потемкину: «Я вернулась к жизни как муха, до этого окоченевшая от холода». Большая, беспокойная, жужжащая и жадная до мяса шестидесятилетняя муха. На этот раз кусочек ей попался чрезвычайно аппетитный. Платон Зубов несомненно выделяется красотой в портретной галерее молодых фаворитов императрицы. Его лицо с тонкими чертами, нежно обрисованным ртом, мягкими темными волосами и глубоким взглядом отмечено аристократической соразмерностью линий и беспечной уверенностью. У него средний рост, зато, по выражению Массона, он «гибок, подвижен и ладно сбит».