– Что ты там собираешься делать? Играть в шахматы?

– Моя позиция лучше, чем можно было предположить. Измаил не слишком уверен в своих силах. Это более чем заметно, клянусь.

– А если он выкинет новый фокус? Скажем, опять попробует нас отравить? Что тогда?

– По правде говоря, не думаю, что он собирался убить кого-нибудь, кроме Виллиса Эллери.

– Значит, можно ничего не опасаться?

– Нет, разумеется, нет. Просто я хочу сказать вам, что, пока я играю с ним в шахматы, я в безопасности. Так мне кажется. А кроме того... Не уверен, что вы поймете.

– Выкладывай, что там у тебя? – потребовал Кур-тис.

– Это ведь больше чем игра. Я, а никто другой создал этого монстра, Куртис. И если у него есть душа, то мне надлежит в ней разобраться. Создателю необходимо поговорить со своим творением, если угодно. В конце концов, именно я извлек Измаила из тьмы небытия. Несмотря на все, что он здесь натворил, я не воспринимаю его как врага. Я хочу, чтобы Измаил разговорился и открыл, так сказать, душу. Похоже, мы сможем побеседовать, и тогда мне удастся найти способ обезвредить заложенную им бомбу замедленного действия.

– Что ж, твое дело, – ответил Куртис.

Как только Бич снова сел за компьютер, череп кватерниона сразу повернулся в его сторону и кивнул, словно приглашая продолжить партию. Бич быстро пробежал глазами позицию, хотя она все время была у него в голове, и он уже знал свой следующий ход. Ему показалось, что Измаил допустил ошибку.

Щелкнув «мышью», Бич передвинул короля на поле b1. Он был доволен тем, что остальные боялись возвращаться в комнату. Теперь у него появилась прекрасная возможность побыть с глазу на глаз со своим электронным Прометеем. Помимо этого, он хотел поделиться со своим созданием сугубо личными взглядами на некоторые проблемы.

Голова Будды оказалась полой внутри, словно шоколадное яйцо. Лицо осталось цело и напоминало хитиновое надкрылье гигантского жука, с внутренней его стороны четко прорисовывались отдельные детали, такие как губы и глаза. Прихрамывая, Митч проковылял мимо груды из останков ПАЧМА и осколков Будды, невольно задумавшись, почему строгие принципы «фен-шуй» допускают осквернение образа выдающегося святого, почитаемого на Востоке.

К радости и удивлению Митча, за подковообразной керамической стойкой уже не было никаких признаков голографической Келли Пендри. По крайней мере, он был избавлен от необходимости лицезреть эту назойливо-слащавую дуру. Но голограмма включалась автоматически, стоило кому-нибудь приблизиться к градиентному полю, окружавшему стойку вахты. И если голограмма не работала, значит, входная дверь должна быть открыта.

– Раскатал губы, – произнес он про себя и на всякий случай – чтобы просто убедиться – направился к входной двери.

Нет, дверь была заперта. Он прислонился носом к стеклу, пытаясь рассмотреть, нет ли кого на площади перед зданием, заранее зная, что такое крайне маловероятно. Он разглядывал мостовую, зловеще ощетинившуюся многоугольными плитами, которые были приподняты мощными гидравлическими домкратами: это патентованное покрытие специально предназначалось для того, чтобы придать тротуару абсолютно негостеприимный и отталкивающий вид. Несколько раз он замечал на Хоуп-стрит мигающие синие огоньки патрульных полицейских машин и тут же машинально начинал колотить кулаком по стеклу, громко звать на помощь, хотя прекрасно понимал, что даром теряет время. Под его ударами толстенное стекло даже не вибрировало. С равным успехом можно было лупить ладонью по бетонной стене.