Я сопоставил сроки. Это время совпадало с тем, когда Тейт вступил в банду Сильвера.

– Шли годы, и Луи подрастал. Грейс понимала, что единственной ее надеждой оставался Тейт. Ведь он был свидетелем ее брака, да и убийства тоже. Он знал, что Луи – законный герцог Бервикский. Но Тейт исчез. Ну вот, Джим. Все очень просто.

– А Молтби? Какое ему дело до всего этого?

Дядюшка Амброуз рассмеялся и потер руки.

– Ага, Джим! Этот вопрос – радость адвоката! Знаешь, почему Молтби преследовал Грейс, желал ее смерти? Желал смерти Тейта? Желал смерти маленького Луи?

– Так скажите же мне, дядя! – Я почувствовал, как нарастает во мне раздражение.

– Тут опять дело в законе о майоратном наследовании, Джим. Женщина не имеет права наследования майората.[32] Поначалу Молтби, двоюродный брат Уильяма и человек с весьма скудными средствами, получил от него, как я полагаю, обещание дарственной на какие-то земли, если поможет ему в любом тайном предприятии ради обретения титула и родовых имений. Но когда Уильям погиб на вашей дороге, – кто тогда следующий в роде после маленького Луи?

– Молтби!

– Верно, Джим! Это вдвое усиливало необходимость для Грейс отыскать единственного на свете свидетеля.

– Но, дядя! – воскликнул я. – Игра окончена! Тейт мертв. Все оказалось ни к чему. Он теперь не может ничего засвидетельствовать. – В гневе я ударил кулаком по поручню.

Амброуз улыбнулся мне странной, какой-то замедленной улыбкой.

– Пока ты был вдалеке, в своем столь несчастливом путешествии, я попытался рассуждать предусмотрительно, Джим. Я подготовил письменное показание, а Тейт его подписал. Вот почему Грейс так отчаянно стремилась его освободить. Я же это показание и заверил.

Наконец-то я узнал почти все и поблагодарил дядюшку, хотя меня несколько рассердила его просьба не обсуждать все это с Грейс.

– Дядя, но почему же она ничего мне не рассказала об этом?

– Она стыдится, Джим. Я не раз говорил ей, что она не должна…

– Стыдится?! Чего же здесь стыдиться?

– Думаю, ей стыдно, что ты мог подумать, что Тейт – отец Луи. Отсюда и стыд, что ты мог подумать так уничижительно о ее…

– Но, дядя, – прервал я его, – если бы я думал о ней уничижительно, стал бы я предпринимать такие усилия?

– Людям свойственно делать странные выводы, Джим. Грейс ничем от таких, как мы с тобой, не отличается.

– Но я не могу бесконечно откладывать разговор с ней. Я столько должен ей сказать.

– Джим, погоди, пока не отдохнешь и не наберешься сил. Ты все выполнил превосходно.

– Так что наш юный Луи теперь герцог Бервикский?! – Я рассмеялся. – Ах, как приятно мне будет называть его «ваша светлость»! О да![33]

Дядюшка рассмеялся в ответ:

– Мы так и знали, что ты это скажешь, Джим!

– А его титул и все прочее, вступление в наследство, родовые имения – все это теперь уже в безопасности, или – будет в безопасности?

– Вне всяких сомнений, Джим.

Я расстался с ним, весьма довольный результатами беседы, но с чувством какого-то беспокойства, которое приписал собственной усталости. И, прежде чем спуститься вниз, сказал Амброузу:

– Дядя, я не смог бы ничего сделать, если бы не благоразумие, которое вы несете с собой. Если бы не ваши забота и опека.