У неё была хорошая семья, они с мужем очень любили друг друга – Тамара и Владимир. И Распутин, провожая её долгим взглядом, всегда вздыхал: «Ах, какой дух…» У неё были какие-то необыкновенные французские духи.

Варвара подружилась с Ниной Антоновной Ольшевской, женой Ардова, подругой Анны Ахматовой. Обе – дворянки, обе знали французский язык и обе курили, обе играли в карты. Они были одного круга. Нина Антоновна играла в покер со своими подругами, и Варваре пришлось переучиваться: она предпочитала преферанс. Она любила отдыхать на море, в Крыму. И там они резались в карты.

Варвара плавала потрясающе. Вижу картинку: солнце, море и Варвара сидит с сигаретой в зубах и играет в преферанс под знаменитым деревом в Ялте.

Варвара меня любила, и я её тоже любила. И за первую фразу, сказанную перед спектаклем в Краснодаре: «Ты за себя не волнуйся, мы за тебя с Нелли сыграем», и за то, что она чувствовала и выделяла талантливых людей. У неё была петербургская школа. Она ненавидела бездарность и любила таланты. Это была её слабость. Они с Володей и Женю Евстигнеева полюбили. Он был свой в их доме, они переживали все его перипетии с жёнами.

Когда я получила роль Катерины Ивановны в «Петербургских сновидениях» и чуть-чуть порепетировала, буквально полмесяца, вынуждена была уйти в декрет. И сразу на эту роль была назначена Ирина Карташова. И она играла, выпускала спектакль.

Потом, когда я вернулась в театр, Завадский сказал Ирине Сергеевне: «Ирина, посмотри, пусть она тебе сдаст роль Катерины Ивановны. Пусть произнесёт монолог, и ты скажешь мне, сможет она играть или не сможет, выходит у неё или нет». Я выучила монолог, я перечитала много книг о Фёдоре Михайловиче Достоевском. Читала про Анну Григорьевну Сниткину, его жену, её дневники, и поняла, что, наверное, он писал с её образа. Я узнала, что Анна Григорьевна говорила мелко-мелко и с придыханием. И я подумала: Катерина Ивановна могла говорить точно так же. И взяла чуть-чуть эту окрасочку.

И я пришла сдавать роль к Ирине Сергеевне домой. У неё сидела Варвара Сошальская, не помню, дымили они сигаретами или нет. Квартира была маленькая. Входная дверь, маленький узкий коридор, ведущий на кухню. В комнате места не было. А между коридором и кухней – один метр.

Они сидели в комнате, а я в этом полукоридоре сдавала роль Катерины Ивановны. На площади в один метр! Мне надо было по роли упасть в обморок, и я падала…

Потом я очень прилично играла Катерину Ивановну. Были хорошие рецензии. И меня сверлила мысль: как-то надо вернуть себе эту роль, которую мы играли в очередь с Ириной Павловной Карташовой. Мне необходимо было вернуть себе эту роль!

Однажды Плятт сказал фразу: «Бывают такие минуты у артиста, когда он не то что забывает себя, он взлетает…» Наверное, у меня был такой вариант. Потом мы приехали во Львов. К тому времени уже все оценили, что я прилично делаю свою роль. Когда я играла во Львове, мне кто-то с балкона крикнул «браво». И потом, уже в Москве, Завадский остановил меня и спросил: «Ну, как у вас прошли гастроли?» – «Юрий Александрович, очень хорошо… (я, конечно, не смогла промолчать). Мне после монолога кричали „браво”». Он сказал: «Очень плохо!» – и пошёл. Потом добавил: «Это же не цирк и не эстрада. Это очень плохо». Я была немножко посажена на место.