Да, не. Небось, и не заметила, что он не появлялся, как обычно.

Дите, у нее своих проблем полно. Это он, как последний дебил в самый неподходящий момент о ней вспоминал. И бесил Федота, который никак не мог понять, что ж Боров носится с этой девчонкой, как с писаной торбой. И сейчас вот, приперся. Хотя, по-хорошему, ему еще и вставать-то не стоило. Надо было бы отлежаться, если верить Лехе. Только сил уже не было, хотел хоть поглядеть на нее…

— Вячеслав Генрихович!

Бусина вдруг, так и не вспомнив про дверь, которую стоило бы захлопнуть, повернулась следом и кинулась к нему, крепко обняв. Прижалась щекой к груди.

— Бл…ин! — Боров сдавленно ухнул, кода девчонка задела простреленный бок.

Но внутри, все равно, так тепло и горячо стало, словно стопку водки махом тяпнул. Скучала, видно, все-таки. Заметила, что не пришел, как обычно.

Надо было, конечно, отодвинуть ее. Самому отойти. Но, твою ж налево, у него и так, последняя неделя — не поездка на курорт. Был момент, когда он реально задумался, а выкрутится ли? Но выбрался же. Да, не совсем невредимый. Но жив, и своего никому не отдал. И выскочкам этим по мозгам надавал, чтоб знали, на кого лезут.

За пять дней — ни одного спокойного, все на пределе. А все равно, ведь, Бусина в его голове прочно сидела. Нет, нет, а думал о ней. И, если верить сумрачному Федоту, которому тоже досталось в эти дни, отходя от наркоза, после того, как Леха его заштопал, Боров о ней болтал. Хорошо, что кроме самого Федота, об этом больше никто был не в курсе.

В общем, достали его по самое «не могу». Потому, видимо, устав отказывать себе даже в самом малом, Вячеслав и сам крепко обнял ее за плечи и опустил лицо в растрепанную макушку, жадно и глубоко вдохнув. Тихо и воровато, чтобы она не услышала, не поняла.

— Что стряслось-то, Бусина? Соскучилась, что ли? — Стараясь сохранять обычный, покровительственно-насмешливый тон голоса, спросил он.

— Соскучилась. — Девчонка запрокинула голову и счастливо улыбнулась.

Капец. Его словно саданули под дых. От этого ее взгляда, от такого счастья на лице — крышу сносило.

— Вы не приходили. И я волновалась, все ли с вами хорошо. — Все так же улыбаясь, объяснила она свой энтузиазм.

— Чего боялась-то? — Хмыкнул Боруцкий, игнорируя ноющую боль в боку, где на повязку, спрятанную под свитером, давил ее локоть. Перетерпит. Лишь бы она еще секунду постояла рядом. Так близко к нему.

— Ну, я не знаю. Просто. — Бусинка опять прижалась лицом к его груди.

— Чего, испугалась? Что опять одна останешься? Не боись, Бусина. Не пропаду. — Боруцкий усмехнулся, поднял руку и погладил ее растрепанную косу. — А если страшно было, что ж не позвонила?

— Нет, я не за себя, Вячеслав Генрихович, не подумайте. — Она даже, будто бы расстроилась. — Я за вас волновалась. Чтобы не случилось ничего. Ну… Я не знаю. — Она опустила голову, будто застеснялась. — А позвонить… Побоялась, что отвлеку вас. В общем. Я рада, что с вами все в порядке.

Девчонка разжала руки и отступила на шаг, сцепив пальцы за своей спиной.

За него испугалась… А ведь знала, кто он такой. И, неужели, все равно, волновалась?