Это должно было вдохновить, обрадовать или хотя бы успокоить, но – увы. Не отпускала мысль, которую Катя изо всех сил старалась прогнать.

Мысль была такая: если бы Артура не потянуло на приключения, ничего этого – ее слез, переписки с Никитой, смерти матери, – ничего этого могло и не быть. Наверняка бы не было! Жили бы себе и жили. И мама бы тоже жила.

Катя знала: нет ничего хуже, чем злиться на того, кого простила, заново воскрешая похороненную обиду. Артур ничего не сможет изменить. Видимо, им суждено было пройти путь от точки «А» до точки «Б», чтобы заново понять, оценить друг друга и свои отношения.

Умом она понимала это и пыталась убедить себя, что чему быть, того не миновать, но сердце ныло, а у кошек, что скребли на душе, были длинные острые когти.

Артур что-то бодро говорил, уйдя в комнату, а Катя все сидела, как приклеенная. Потом поднялась, подошла к зеркалу. На ней было то же платье, в котором она ходила на работу – бледно-зеленое, чуть выше колен, с пояском на талии. Так и не переоделась. Ну и ладно.

Катя привычным жестом поправила прическу. Волосы отросли до плеч, но она решила не стричь их. Пусть еще немного отрастут.

«Может, челку обрезать?» – вскользь подумала она, доставая из сумочки пудреницу и помаду.

– Ты готова?

– Угу, – промычала Катя, подкрашивая губы.

И тут ее толкнули в спину. Не сильно, легонько, но вполне ощутимо. Она тихо ахнула и обернулась. Никого. Пересиливая страх, снова посмотрела на свое отражение, ожидая увидать кого-то за плечом.

Но в зеркале отражалась лишь она сама – ее испуганное, бледное лицо. Пятна румян придавали ей горячечный, болезненный вид; глаза казались огромными, непривычно темными из-за расширившихся зрачков.

«Он смотрит на меня. Я его не вижу, но он сейчас на меня смотрит», – подумала Катя, абсолютно уверенная, что так и есть.

Затылок покалывало, в ушах гудело. Кате казалось, она не сможет сдвинуться с места, так и застынет навеки каменным изваянием, но наваждение внезапно пропало.

Когда ничего не подозревающий Артур вышел в прихожую, ей даже удалось сделать вид, будто все в порядке. Хотелось рассказать ему, что случилось, но убраться отсюда куда подальше хотелось гораздо сильнее.

Что бы муж ни говорил, Катя знала: они не одни в квартире. Кто-то наблюдает за ними, дышит в спину, касается их взглядом и желает зла.

В ресторанчике, расположенном в центре города, было многолюдно. Катя с Артуром сидели возле окна; рядом на подоконнике валялись помятые желтые бумажные короны. Возле касс толпились человек двадцать.

В детстве Катя ездила на лето в деревню, к бабушке, маминой маме. Та держала кур, и каждый раз, когда подходила к загону кормить их, пестрая ватага сбегалась к хозяйке, нетерпеливо квохча, задевая друг друга, вытягивая шеи. Катя смотрела и думала, что мир для каждой курицы в этот момент сужался до размеров блюда, которое бабушка держала в руках. Они не замечали ничего и никого, жадно ожидая своей порции еды.

Совсем как эти люди, делающие заказ, перечисляющие, чего бы им хотелось съесть и выпить.

За окном тоже бурлила жизнь: толпы людей шли друг навстречу другу, пересекали улицу во всех направлениях. Машины мчались, сигналя на разные голоса; автобусы, троллейбусы подъезжали к остановке и тут же отбывали, забирая с собою взрослых и детей.