– Послушай, – Чарльз положил кусок курицы на тарелку, – ты это брось.

А Констанция смеялась:

– Ой, Маркиса, – она захлебывалась от смеха, – какая же ты глупышка! Это я ее научила, – пояснила она Чарльзу. – У протоки и в поле растут грибы, и я заставила ее выучить все о ядовитых грибах. Ой, Маркиска!

– Смерть наступает спустя пять – десять дней после отравления, – продолжала я.

– Ничего смешного, – сказал Чарльз.

– Глупышка-Маркиска! – повторила Констанция.

Чарльз, хоть и ушел в поселок, по-прежнему угрожал дому; к тому же Констанция дала ему ключ от калитки. Когда-то у каждого из нас было по ключу – у папы, у мамы, у всех, – и висели они на крючке возле кухонной двери. Когда Чарльз отправился в поселок, Констанция сняла ему ключ – наверно, папин – и дала список для лавки и деньги: расплатиться за покупки.

– Опрометчиво хранить деньги в доме. – С минуту он крепко держал деньги в руке, потом полез в задний карман за кошельком. – Не следует одиноким женщинам держать деньги в доме.

Я забилась в свой уголок, но Иону к себе не подпускала, покуда Чарльз не ушел.

– Ты ничего не забыла? – спросил он Констанцию. – Терпеть не могу ходить дважды.

Когда он был уже далеко и дошел, должно быть, до черного камня, я сказала:

– Он забыл библиотечные книги.

Констанция посмотрела на меня пристально.

– Мисс Злючка, вы нарочно не напомнили.

– Что ему до наших книг? Он в доме чужой, ему и дела нет до наших книг.

– Представляешь, – Констанция заглянула в кастрюльку на плите, – скоро будем салат собирать, такая теплынь стоит.

– А на Луне… – начала я, но замолчала.

– На Луне, – Констанция обернулась с улыбкой, – ты, конечно, вкушаешь салат круглый год?

– На Луне всегда есть всё. И салат, и тыквенный пирог, и Amanita phalloides. И растения, пушистые, как кошки, и кони поводят крыльями, точно танцуют. На Луне дядя Джулиан выздоровеет, и там всегда будет светить солнце. Ты наденешь мамин жемчуг и станешь петь, а солнце будет светить всегда.

– Я тоже хочу на твою Луну. Не замесить ли тесто на имбирную коврижку? Или остынет? Вдруг Чарльза долго не будет?

– Не пропадет твоя коврижка, я ее сама съем.

– Чарльз сказал, что обожает имбирную коврижку.

Я строила на столе домик из библиотечных книг, две на ребро – стенки, а третья сверху, поперек, – крыша.

– Ты старая колдунья, – сказала я. – И живешь ты в имбирной избушке.

– А вот и нет, – отозвалась Констанция. – Я живу в чудесном доме с сестренкой Маркисой.

Я рассмеялась, глядя на нее: хлопочет над своими кастрюльками, лицо все в муке.

– Может, он никогда не вернется, – сказала я.

– Вернется-вернется – я ему коврижку пеку.

Чарльз лишил меня работы – заняться нечем. Я решила было пойти на протоку, но одумалась: протоки там могло не оказаться вовсе, ведь по вторникам я туда никогда не ходила. А поселковые, верно, поджидают меня, посматривают на дорогу, подмигивают и вдруг столбенеют – вместо меня идет Чарльз. Где же, где Мари Кларисса Блеквуд? – все ошеломлены. Я хихикнула: Джим Донелл и мальчишки Харрисы небось все глаза проглядели – не иду ли?

– Чего смеешься? – Констанция повернулась.