Подобные беседы он порывался вести со мной каждый вечер. Но все же частенько мне удавалось их избегать. И во многом благодаря тому, что в качестве врачевательницы мне удалось не только быть представленной милой Марион, но даже с ней подружиться. Это было просто восхитительное чувство, потому что за всю мою взрослую жизнь мне, а не моему титулу, наследству или приданному, другом хотел быть только Юсуф. Но общение с моим дорогим другом сводилось к очень редким встречам, и чаще заключалось в переписке. Правда, те послания, о которых все же становилось известно моему любезному супругу, доводили Ричарда до бешенства, что меня весьма радовало. Муж не понимал, о чем может со мной разговаривать человек, внимания и дружбы которого он сам так долго и упорно добивался. А я не считала нужным ему эти причины объяснять и продолжала переписку, которую муж запретить мне не мог, потому что боялся в глазах Юсуфа выглядеть не столь прекрасным рыцарем, коим сам себя воображал. Но даже самый частый обмен письмами не мог заменить настоящего искреннего общения, в котором я так нуждалась. А вот теперь у меня такая подруга была. У меня — а не у несчастной Беренгарии, королевы Англии… и прочая и прочая.
Временами я вообще забывала, кто я такая на самом деле. Мне нравилось быть Беатрис. Это было настоящее приключение! Это была СВОБОДА!!! Казалось, с отъездом из Франции я сбросила не только ненужные мне регалии, но и десяток лет как минимум. И чувствовала себя не брошенной женой, о которой никто и не вспоминал, а… ой, да кем только я себя ни чувствовала! Всем, кем хотела. И это было упоительное состояние. Помниться, когда я была маленькой, то хотела стать морским разбойником. Ну не принцессой же, ведь я ею была, и ничего особенного в этом не видела. Быть отважным морским разбойником было куда интереснее! А еще я хотела стать танцовщицей в бродячем цирке, а еще — лечить лошадей. А сейчас, находясь в Скарборо, я не была так уверена, что всего этого, да и чего угодно другого со мной никогда не случиться. Кто знает? Ведь многое уже случилось. Ну, во всяком случае, лошадей, разбойников и цирка вокруг было предостаточно.
И тут, наконец, надо упомянуть о третьей причине моих личных тревог — о графе Солсбери, единственном хоть сколько-нибудь знатном человеке среди всех остальных. Но мы с ним никогда прежде не встречались, поэтому опасности он для меня не представлял. Вернее, я так думала, что не представлял. Это был всем известный бастард моего неутомимого свекра, короля Генриха, которого я тоже ни разу не видела, но о похождениях которого была весьма наслышана. А кто о них не был наслышан, если подумать? Да вся Европа была в курсе. Детей Генрих наплодил столько, что и не сосчитаешь. И это без учета восьми законных отпрысков! И Солсбери этим умением явно пошел в отца. Так что беда пришла, как говорится, откуда не ждали. Граф не стал тратить время на какие-то там ухаживания, хоть с розами, хоть без, а вместо этого просто попытался зажать меня в укромном углу чуть ли ни при первом же знакомстве. Деваться мне было некуда, а отпора граф не ожидал. Видимо, ему в голову не приходило, что ему кто-то может отказать. Так что, в результате нашей встречи некоторое время граф ходил несколько несвойственной ему семенящей походкой — потому как мое колено своей цели достигло. Но, надо признать, Солсбери оказался не из обидчивых, и, не затаив зла, в дальнейшем неоднократно предпринимал прямодушные попытки снова взять меня штурмом. Но теперь это было не так просто — я все больше времени находилась вместе с Марион, которая, сама того не подозревая, снова меня выручала. Ведь при ней Солсбери руки распускать не смел. Облизывался как кот на сметану, но в руках себя все-таки держал. А тут еще душечка Марион пообещала сделать меня своей придворной дамой. И мне, не смотря на очевидную комичность ситуации, это было приятно. Все-таки она и вправду хорошая. И такая трогательная… Да и Солсбери с отцом Адипатусом затруднительно будет до меня добраться.