Покидая Тауэр, Маша заставила Ингеборгу, которую она по сю пору полагает своей придворной дамой, поклясться, что та позаботится обо мне в ее отсутствие, что она будет заклинать меня ее именем, если я опять надумаю ввязаться в какую-нибудь войну, буде мои советники или союзники станут склонять меня к оной. И она обязательно проследит за мной, дабы ее отец или храмовники или евреи не втянули меня в какие-нибудь подозрительные торговые операции. И она всенепременно должна немедленно известить Марион, а так же примет соответствующие меры до ее возвращения, если примас Адипатус а, тем паче — дядюшка Вилли, станут подбивать меня к пьянству если только ни к чему-нибудь, похуже… Короче говоря, Ингеборга получила список на сотню с лишним пунктов, под общим названием «Как заботится о монархе»…

…Дорога, по которой двигался Машин кортеж и «провожающие его лица» была не похожа на обычную для этого времени кривую и узкую тропинку, названную «дорогой» лишь по недоразумению. Нет, это была широкая, прямая как стрела, дорога, вымощенная белыми известковыми плитами. Тесть Мурдах сообщил мне, что ее построили римляне, но, честно говоря, я усомнился в истинности этого заявления. Где Рим, а где Британия? Не, римляне вроде тут воевали, но чтобы еще и дороги строить? Ой, вряд ли…

Мы — принц Робер, Владетель Англии; архиепископ Кентерберийский, Великий Сенешаль Англии, Лорд Пяти портов — граф Солсбери, Великий Кастелян тамплиеров в Англии — все вместе со своими отрядами отправились в путь проводить Машу первые миль девять-десять. Разумеется, вместе с нами отправилась и Ингеборга Французская, которая ехала со своей подругой в карете, о чем-то шушукаясь. Пообочь кареты скакали первые лица государства, впереди двигались валисские конники, а сзади топали Шервудцо-Нотингемцы и трусили неспешной рысцой дружины всех перечисленных выше. Все это многолюдство растянулась на добрых два кэмэ, и переговаривалось, гудело и галдело так, что любой потенциальный враг должен был дать деру задолго до приближения кортежа.

Но вот, наконец, точка расставания. Возле небольшой часовни мы отъехали в сторону, экс-королева Франции вышла из кареты и уселась на лошадь, заботливо подведенную отцом Туком, солдатики построились чуть в стороне. Наступила минута прощания…

Первым к Маше подъехал ее отец — Великий Сенешаль. Он спешился, крепко обнял дочь…

— Держись, доченька, — произнес он внезапно севшим голосом. — Я буду день и ночь молиться за тебя и за твое счастливое разрешение от бремени.

Голос его прервался, на глазах вдруг навернулись слезы:

— Вот, — он протянул Маше небольшой свиток — передай матери. А на словах передай, что я люблю ее, — голос Ральфа Мурдаха дрогнул, — люблю больше жизни, и что лишь государственные дела не позволяют мне быть возле нее столько, сколько я хочу. В моей жизни только двум женщинам есть место: ей и тебе, маленькая дочурка моя…

Он преклонил колено и отчетливо произнес:

— До свидания, моя королева. Я жду вас с наследником престола, дабы присягнуть ему на вечную верность.

С этими словами он поднялся, вскочил на коня и отъехал в сторону, грызя свои длинные усы. Да-а… Мужик-то, реально — романтик. А так ведь и не скажешь… Надо бы выпить с ним, что ли?.. По душам потрепаться, за жизнь побазарить…