В квартире была гостья — молодая приятельница жены Зинаида Петровна, которую позвала жена отметить в узком кругу памятный день. Дата не круглая, поэтому приглашать друзей не стали. Отношения Сарычева с Зиночкой (он называл ее только так) носили несколько странный, точнее, неопределенный характер.

Дело в том, что Евдокия Никифоровна постоянно жила в Омске вместе с дочерью-студенткой и сыном — учеником средней школы. И лишь временами приезжала к мужу на неделю-две и опять возвращалась к детям.

В отсутствие жены Зиночка навещала его, помогала в домашнем хозяйстве: обед приготовит, полы помоет, белье постирает. Степан Ильич давно заглядывался на молодую красивую женщину. К тому же Зиночка вела себя в обращении с ним довольно свободно, поощряла его ухаживания, разрешала даже поцеловать себя, но всякий раз, когда Сарычев делал шаги к сближению, она с шутками-прибаутками отклоняла его притязания.

Такое поведение Зиночки задевало его мужское самолюбие, разжигало неудовлетворенную страсть. Порою Степану Ильичу казалось, что он любит Зиночку, но стоило приехать жене, любовь эта отодвигалась куда-то на задний план, а ее вольное поведение начинало даже раздражать его… Но все равно Зиночка была в семье Сарычевых, как говорится, своим человеком.

В большой комнате был накрыт стол. Евдокия Никифоровна поставила тюльпаны в хрустальную вазу с водой и поставила в центре стола. Сарычев с восхищением любовался столом и улыбался.

— Чего рот до ушей растянул? — с напускной строгостью спросила Евдокия Никифоровна.

— Здорово! Красиво!

— С хорошей женой, говорят, горе — полгоря, а радость вдвойне. Зиночка, подтвердите, пожалуйста. Всю жизнь объясняю ему эту простую истину и не могу втолковать.

— Опять себя нахваливаешь? До чего ты любишь хвалить себя!

— А что, разве неправда? Зиночка, разве я неправду говорю?

— Правду, конечно, правду, — со смехом подтвердила Зинаида Петровна.

— А я плохой, что ли?

— За такой женой, как я, любой муж был бы молодцом, — не сдавалась Евдокия Никифоровна.

Сарычев с улыбкой поглядел на жену и, ничего не ответив, пошел переодеваться.

Через несколько минут он вышел из спальни в штатском: вместо кителя на нем была светло-коричневая трикотажная рубашка, плотно облегавшая широкую грудь.

Сели за стол. Степан Ильич распечатал бутылку марочного грузинского коньяка и наполнил рюмки.

Во время ужина шла обычная дружеская беседа. Но мысли Сарычева, видимо, были переполнены впечатлениями от недавнего полета в сектор «Н», который на многое раскрыл ему глаза.

— Похоже на то, что козыри Трумэна скоро будут биты, — сказал он, отодвигая тарелку.

— Ты о чем? — спросила жена, не понявшая резкой перемены разговора.

— Все свои расчеты американцы строят на монопольном владении атомной бомбой. Наши предложения о запрещении такого оружия принимают за слабость Советского Союза.

— А у нас есть атомная бомба? — наивно спросила Зиночка.

— Года два тому назад Молотов открыто заявил, что у нас есть атомное оружие, но на Западе, кажется, не поверили этому. Помню, в Японии американские офицеры все допытывались, есть у нас атомная бомба или нет. Потом они вроде бы получили сведения, что в нашей стране произведен атомный взрыв и будто бы я участвовал при испытаниях атомного оружия.