— Срочно конца учебного года вместе Волгой впадаем Каспийское море днями выпадем обратно Москву-реку! Костя, Юра.

— А мы эту телеграмму будем давать с поверхности Каспийского моря… или с его дна? — спросил, делая наивное лицо, Малинин.

Всё это время, пока Баранкин производил мелкий ремонт плота с таким звучным названием "Плавучий Дом Сойера", Малинин больше мешал, чем помогал своему другу, вот и сейчас после телеграмм он начал вдруг рассказывать Юре про путешественников на плотах по реке Конго, о которых он прочитал в газете «Труд». Участники хотели на надувных плотах пройти по великой африканской реке от озера Танганьика до Атлантического океана… Однако, преодолев большую часть пути длиной в четыре тысячи километров, плоты, судя по всему перевернулись на знаменитых порогах реки Конго в юго-западной части Заира. Других следов пропавших путешественников найти не удалось!.. Рассказывая обо всём этом, Малинин сделал большое ударение на словах «перевернулись» и на "следов пропавших путешественников найти не удалось"…

— Читать надо, — сказал Баранкин, — не про те плоты, которые с путешественниками переворачиваются, а про те, которые доплывают до цели не перевернувшись!.. И вообще, — добавил Юра, — если некоторые чего-то боятся или кого-то боятся, то якорь ещё не поднят!.. — при этом Баранкин многозначительно посмотрел на толстую веревку, спускающуюся с приподнятой кормы плота в воду.

— Нет, я в том смысле, — стал оправдываться Малинин, — что еды никакой не взяли… — Но и тут Косте не удалось застать друга врасплох.

— Как это не взяли? — сказал Баранкин, втыкая две коротких мачты с парусами, треугольными как крылья у бабочек, в специальное отверстие на носу плота. На одном треугольнике паруса был изображен пакет, на котором было написано слово «молоко», стрелка, идущая вертикально вниз переходила в слова «кефир», "сыворотка", «творог». Ещё ниже было написано слово «рекиф», ещё ниже «ферик», а ещё ниже слово «ифекар», после слова «ифекар» стрелка-линия упиралась в большой вопросительный знак. Линия, отходящая влево от слова «молоко» упиралась в слова «сметана» и «масло», а стрелка, ведущая от «молока» вправо упиралась в слово «сыр». На другом треугольнике второго паруса был нарисован кусок колбасы и выведено слово «колбаса». От «колбасы» вниз тоже шла линия со стрелкой к слову «лясокомбль», дальше вниз стрелка вела к слову «колесамбль», а от него к слову «облекомс» после чего линия-стрелка тоже упиралась в вопросительный знак.

Сидя на палубе плота "Дом Сойер", который напоминал Косте при внимательном его обозрении что-то среднее между пузатой двухвёсельной лодкой и плотом, Малинин таращил глаза на две зашифрованные надписи на парусах, особенно на незнакомые слова «ифекар-ферик-рекиф» или "лясокомбль-колесамбль-облекомс". Чувствовалось, что ошеломлённый вид друга доставлял удовольствие Баранкину и чтобы продлить этот "эффект ошеломления", Юра не стал сразу же объяснять Косте, что всё это значило, тем более, что к отплытию всё было готово, паруса с загадочными иероглифами подняты, тяжелые весла вставлены в уключины. Юре оставалось, как говорят яхтсмены, только поймать ветер в паруса, поднять якорь и… "Прощай Москва-река!" "Здравствуй, матушка Волга!" Баранкин помусолил палец и поднял руку над головой — ветра не было, но, судя по всему, подождать можно было спокойно. След их с Малининым был потерян! Великая погоня иссякла! А великое убегание подходило к своему счастливому концу.