Столицей здешних мест являлась Гавань. А главная её улица – Наличная – играла там роль Невского проспекта. Ее трактиры и пивные обслуживали нетребовательное население вполсилы. Хозяев заведений больше интересовала портовая контрабанда. Еще гаванские барыги славились тем, что ловко спаивали иностранных моряков. К каждому торговому заведению было приписано от трех до восьми проституток самого жалкого пошиба. Официально женщины не могли присутствовать в пивных в качестве прислуги. Но полиция при обходах регулярно их там обнаруживала. Вместе с бутылками водки, что тоже в пивных не дозволялось. Гаванские гулящие находились на самой низшей ступени социальной лестницы. Все они страдали сифилисом, беспробудно пили и соглашались отдаться за еду.
Гавань имела свой аналог Вяземской лавры – шесть двухэтажных бараков, выкрашенных в буро-коричневый цвет, которые вытянулись вдоль Шкиперского канала. Они назывались Кекинские дома, и селились там сплошь алкоголики и бузотеры. Их жены шили жилеты и занимались переплетным делом, а мужья пропивали трудовые заработки супружниц. Интересно, что сам купец первой гильдии Алексей Леонтьевич Кекин, известный хлеботорговец и крупный домовладелец, славился благотворительностью. После смерти единственного сына он по завещанию передал все свое имущество городу Ростову (Ярославской губернии). Это не мешало богачу много лет получать плату с гаванцев за жизнь в невообразимо ужасных условиях.
Дурную репутацию имел близлежащий к Васильевскому остров Голодай. Прежде там содержалась каторжная тюрьма. Затем на ее месте разбили немецкое и армянское кладбища, но дух криминала остался. Население острова отличалось особым неуважением к закону. Большинство жителей были беспаспортными, они укрывались тут от полиции. Мало селилось простых ремесленников и много мазуриков. Или, как тогда выражались, людей с неопределенным родом занятий…
Рядом с Голодаем располагался целый архипелаг небольших островов: Жадимировского, Гоноропуло, Кашеварова. Пустынные и продуваемые ветрами, острова эти давали приют дезертирам и беглым преступникам. На Гоноропуло, к примеру, со времен Петра I закапывали в песок тех, кому было отказано в церковном погребении: казненных, самоубийц, раскольников. Поэтому ни полиция, ни обыватели старались сюда не соваться. Лишь по весне появлялись охотники на прилетевшую дичь, да и тех беглые быстро отваживали. К началу XX века все эти острова исчезли – протоку Малой Невы засыпали и присоединили их к Голодаю.
Особняком стояли Вольные острова, самые зловещие и опасные. Они представляли собой отмель в устье Малой Невы, которая появилась между 1815 и 1817 годами, а через полвека, когда море опустилось ещё, этот архипелаг превратился в единый остров[124]. Болотистая нездоровая местность не позволяла тут строиться обывателям. И отмель облюбовали флотские дезертиры. К ним присоединились беглые из Кронштадтских морских арестантских рот. Образовалась коммуна из отчаянных, на все готовых мужиков. После Стеклянного флигеля и Волчьей канавы Вольный остров шел третьим в списке самых недобрых мест столицы.