Разговор состоялся очень поздно, поскольку родственник мой, который в тот день получил даже больше телеграмм, чем обычно, после ужина удалился в свой кабинет и вышел оттуда, только когда слуги уже легли спать. Мне было слышно, как он прошелся по дому, закрывая двери (он всегда на ночь запирал их на ключ), после этого присоединился ко мне в бильярдной. Его плотная фигура была укутана в халат, а на ногах у него красовались красные турецкие тапочки без каблуков. Усевшись в кресло, он смешал себе виски с водой (я не мог не заметить, что виски он налил значительно больше, чем воды).

– Надо же! – произнес он. – Ну и ночка!

И действительно. На улице завывал ветер, и стекла в решетчатых окнах гремели так, будто вот-вот готовы были разлететься вдребезги. Из-за разыгравшейся непогоды желтый свет ламп в уютной бильярдной казался ярче, а аромат сигар насыщенней.

– Итак, мой мальчик, – сказал мой хозяин, – дом и вся предстоящая ночь в нашем распоряжении. Рассказывайте, как живете, и я подумаю, чем смогу вам помочь. Я хочу знать все в подробностях.

Воодушевленный приглашением к откровенности, я пустился в долгий и обстоятельный рассказ, в котором по очереди были упомянуты все мои кредиторы, от хозяина пансиона до лакея. В кармане у меня лежали сделанные заранее записи и калькуляции, так что я не был голословен и, надеюсь, очень обстоятельно и по-деловому описал свое плачевное финансовое состояние. Однако я с некоторой тревогой заметил, что собеседник мой слушает меня вполуха, и, кажется, думает о чем-то своем. Время от времени он все же вставлял слово, но замечания его были столь поверхностны и настолько не к месту, что я в конце концов уже перестал сомневаться, что он совершенно не следит за моим повествованием. Иногда он словно приходил в себя, пытался вникнуть в суть, просил повторить или рассказать поподробнее, но вскоре снова уходил в себя. Наконец он встал и бросил окурок сигары в камин.

– Вот что я вам скажу, мальчик мой, – произнес он. – Я никогда в цифрах особенно не разбирался, так что тут уж вы меня простите. Вам придется все это написать на бумаге и указать общую сумму. Я все пойму, когда увижу это глазами.

Это звучало обнадеживающе. Я пообещал, что сделаю это.

– Ну а теперь пора по кроватям. Господи, уже час ночи!

Сквозь шум ветра послышался мелодичный звон часов в холле. Буря гудела так, будто за окном протекала огромная быстроходная река.

– Схожу-ка я посмотрю, как там моя киска. Как же волнует такой сильный ветер! Не хотите со мной?

– Конечно! – с готовностью согласился я.

– Тогда ступайте как можно тише и не разговаривайте. Все уже спят.

Тихонько пройдя по освещенному лампами холлу с персидским ковром, мы вошли в проход, ведущий в самый дальний конец здания. В каменном коридоре было совершенно темно, но на стене висел фонарь, мой хозяин снял его и зажег. Решетки рядом с дверью видно не было, значит, зверь в клетке.

– Входите! – негромко сказал мой родственник и открыл дверь.

Глухое ворчание, послышавшееся, как только мы переступили порог комнаты, свидетельствовало о том, что буря растревожила животное. В дрожащем свете фонаря мы увидели его: прижавшаяся к полу в углу своего логова огромная черная масса, от которой на выбеленную стену падала бесформенная черная тень. Кончик хвоста кошки беспокойно дергался из стороны в сторону на покрытом соломой полу.