– Вам бы лучше про это не знать, – Алексей смотрел строго, – как говорится, меньше знаешь – и так далее. Надо бы вам отсюда поскорее уехать, но нельзя – еще заподозрят.

– Да я завтра ехать никуда не смогу – голова сильно болит, слабость.

– Отдыхайте сейчас, я завтра вас навещу.

Когда Надежда запирала за ним дверь, со стороны старой дороги послышался шум подъезжающей машины.

На следующий день все новости принесли с утра пораньше Нина Михайловна с Персиком. Они подробно рассказали про аварию, и про взрыв, и про то, что капитана Свирбенко отвезли в больницу в тяжелом состоянии.

– А ты что, Надя, не выходишь?

– Голова что-то побаливает, давление, наверное.

– Ясное дело. Тебе сколько лет – сорок пять? Ну, так это самый для женщины критический возраст. Организм перестраивается – старость не за горами, – выдала эта злыдня Нина Михайловна.

Надежда хотела сказать, что ей не сорок пять, а сорок восемь и что старухой она себя совершенно не чувствует, но махнула рукой. Бейсик весь день был к Надежде чрезвычайно внимателен, лежал на коленях или рядом и мурлыкал, по выражению Сан Саныча, усиленно работал котом. К вечеру, когда стемнело, в окно постучал Алексей.

– Вы живы?

– В некотором роде, – пробормотала Надежда. – Какие новости?

– Абсолютно никаких, – недовольно ответил он.

Надежда чувствовала себя виноватой из-за дискеты, поэтому попыталась наладить отношения:

– Можете вы мне хотя бы намекнуть, каковы ваши дальнейшие планы?

– Хотел бы я сам знать, – вздохнул он.

– Я мало о вас знаю, – нерешительно продолжала Надежда, – но, судя по тому, что я видела, вам нужно каким-то образом незамеченным пробраться в лагерь. Пока вам это не удалось.

– Да, я облазил все окрестности, кое-что мне удалось разглядеть и выяснить, но не все. С реки тоже не подойти, вернее, подойти, но к самому дому не подобраться.

– Там дом большой, каменный, бывшее поместье Воронцовых, а еще амбар, то есть на самом деле не амбар, а конюшня…

– Подробнее, пожалуйста.

– В общем, когда мы тут дом купили да появилось время по окрестностям гулять, было это лет десять назад, поместье стояло пустое, а рядом в бывшей конюшне колхоз устроил овощехранилище. Потом крыша в некоторых местах совсем прохудилась, видно, картошку заливать стало, забросил колхоз это строение. И стали там бомжи жить, во всяком случае летом. А дальше все к лагерю отошло.

– Насколько я мог выяснить, крышу они починили, а стенам каменным что сделается, и так по всему выходит, что у них там склад.

– Скорей всего. А вы знаете, что помещик Воронцов примерно в шестидесятых годах прошлого столетия конюшню сделал уже из готового строения? Ну, естественно, что-то там переделывал, но фундамент и стены были.

Надежда оживилась и пересказала Алексею все сведения про новгородцев, бежавших от Ивана Грозного, и так далее.

– Муж мой русской историей очень интересуется. Как стал он бывать здесь со мной, так загорелся идеей выяснить побольше об этих местах. В библиотеки ходил, даже в Лугу ездил в краеведческий музей. Но это уже позже было, а раньше, лет восемь назад, когда мы с мужем еще незнакомы были, сидим мы с приятельницей как-то в Оредеже, автобуса ждем. И присоседился к нам один такой дядечка средних лет, не пьяный, одет ничего себе. Давай разговаривать, рассказывать про здешние места. Сам он родился в Забелине, сейчас живет в городе, а сюда приезжает мать проведать. И как начал он нам лапшу на уши вешать!