Так и не понял. Единственное, чего не было точно, – желания всё переиграть. Вылить кровь в унитаз, выбросить шприц, лечь спать, утром обсудить детали поездки в Тульскую…

Зажёг свет в прихожей. Стальная дверь цвета «тёмная вишня», с прямоугольным зеркалом на внутренней стороне – выглядела самой обычной.

Камский сдёрнул колпачок со шприца, снял иглу. Положил их на стоящую рядом обувницу, около связки с ключами. Взял шприц под углом и поднёс носик цилиндра к скважине…

Шток пошёл вперёд почти без усилия. Через несколько секунд опустевший шприц лёг рядом с иглой. Камский застыл на месте, ожидая перемен: самых неожиданных, любых…

Дверная ручка плавно, до упора опустилась вниз. Дверь еле заметно дрогнула, словно кто-то пытался открыть её со стороны площадки.

Новая попытка.

Ещё одна…

«Открыть!» Константин торопливо, не глядя, сгрёб связку с обувницы. На ощупь нашёл нужный ключ – самый большой, с двумя бородками. Не сразу попал им в скважину: в пальцы вгрызлась паскудная неуживчивая дрожь.

Поворот, второй, третий. Четвёртый – последний…

Ключ резко вытолкнуло из замка, Камский едва успел поймать его, поспешно пихнул связку в карман джинсов…

Дверь распахнулась настежь.

Наверное, это было странно, но Константин испытал подобие облегчения. За порогом виднелись уже знакомые сумерки из сна.

«Если ад захочет, он может оказаться и за твоим порогом».

Женька стоял метрах в пятидесяти, лицом к отцу. Камский медленно шагнул к нему, готовясь увидеть, как сын отдаляется, не подпуская к себе… Женька остался на месте, и Камский прибавил ходу, а через несколько шагов сорвался на бег, не выпуская из виду худощавой русоволосой фигурки. Все чувства расплавились в жгучем, бешеном стремлении – добежать, успеть…

– Женя!!!

Горло сдавило спазмом – предвестником слёз. Константин крепко прижал сына к себе: сглотнул – тягуче, с болью… Но голос вернулся, и Камский зашептал – торопливо, сбивчиво, часто смаргивая навернувшуюся на глаза влагу:

– Я пришёл, видишь… Пришёл. Сейчас уйдём, я тебе обещаю… Женя, сынок…

– Что, так и не вспомнил?

Вкрадчивое удивление прозвучало совсем рядом. Константин машинально рыскнул взглядом влево-вправо, пытаясь увидеть говорящего. Потом отрицательно мотнул головой:

– Мне нечего вспоминать.

– Дело твоё, – хмыкнула пустота. – Но ответов-то всё равно хочется? Нет?

– Я недавно слышал, что некоторых ответов лучше не знать, – упрямо сказал Камский. – Или что-то изменилось?

– Абсолютно ничего! Просто… теперь мне хочется, чтобы ты знал.

Константин не стал отвечать, молча поднял сына на руки. Женька прижался, обхватил его шею с цепкостью существа, пережившего что-то невообразимо жуткое.

И могущего повториться в любой миг.

Камскому осатанело захотелось что-нибудь сделать с пустотой. Неважно что, но – обязательно почувствовать её страдание…

– А что можно сделать с пустотой? – озадачился голос. – Знаешь… ничего.

Константин сжал зубы, шагнул к светлому пятну дверного проёма. Пустота дала ему пройти метров пять и сочувственно проговорила:

– Это ведь ты во всём виноват… Только ты.

Камский заставил себя идти дальше.