— Меня никто об этом не спрашивал.

— Ты будешь говорить мне обо всем, даже если я тебя не спрашиваю. Ты будешь все говорить, просто потому, что ты воспитанная девочка, которая знает, как себя вести. Конечно, я могу с тобой манерничать, но подумай, не проще ли тебе заранее вспомнить о том, что ты и так уже знаешь?

— Сколько тебе исполнится? — писклявым голосом спросила Хелин. Она всегда так говорила, когда муж ставил ее на место.

— Двенадцать.

— В двенадцать ты становишься настоящей молодой дамой, — благосклонно вымолвил Эрих. — Наверное, нам стоит устроить для тебя маленький праздник, хотя ты его и не заслужила!

— Мы можем устроить праздник для нас обеих, — предложила Хелин, но этим лишь вызвала у Эриха новую вспышку недовольства.

— Ты можешь хотя бы один раз в жизни не думать, в первую очередь, о себе? Для тебя это решительно невозможно? Не можешь поступиться чувством собственной важности, даже когда речь идет о дне рождения двенадцатилетней девочки?

— Нет, я только подумала…

— Ты никогда не думаешь, Хелин, и это главная проблема. У тебя просто появилось чувство, что тебя могут обойти, и ты тут же хочешь занять главное место. Господи, когда ты только повзрослеешь?

Глаза Хелин наполнились слезами. Отодвинув назад стул, она вскочила и бросилась к двери, но Эрих рявкнул:

— Стой! Мы обсуждаем день рождения Беатрис!

Беатрис ни разу в жизни не слышала, чтобы Эндрю говорил с мамой в таком тоне, она не могла себе представить, что Дебора, в свою очередь, смогла бы примириться с таким тоном. Но Хелин остановилась, словно собака, хозяин которой внезапно натянул поводок. Лицо ее было бледным и напряженным.

— Итак, — сказал Эрих, снова повернувшись к Беатрис, — как ты представляешь себе свой праздник?

Беатрис ничего не представляла, и лишь выжидающе посмотрела на Эриха.

— Надо пригласить гостей. Кого ты хочешь здесь видеть?

У Беатрис не было ни малейшего желания что-то праздновать, но она угадывала бьющую через край агрессивность, прячущуюся за отеческим дружелюбием, и решила, что разумнее будет принять предложение.

— Я хочу пригласить Виля, — сказала она.

Эрих удивленно вскинул брови.

— Виля? Великая дружба. Да-да, понимаю. Ну, в конце концов, это твой день рождения, тебе виднее, — было видно, что выбор Беатрис ему не по душе. — Кого еще? — он раздраженно побарабанил пальцами по столу.

Беатрис решила во второй раз попытать счастья.

— Мэй, — сказала она.

— Мэй? — переспросил Эрих. — Это та самая подруга, к которой ты хотела переехать в первую ночь?

— Да.

— Но ты ведь даже не знаешь, находится ли она на острове.

— Нет, не знаю, но, может быть, она здесь, и я хотела бы, наконец, с ней увидеться.

— Хорошо, мы это выясним. Ну, хорошо, значит, придут Виль и эта Мэй. Хелин, ты все организуешь. Еду, выпивку и все такое. Ты не против, если я тоже побуду с вами? Добрый Виль нуждается в поддержке. Не могу же я оставить его наедине с двумя прекрасными дамами.

С этого момента Беатрис жила лихорадочным предчувствием, что Мэй все еще находится на острове, и что скоро она, может быть, увидит свою подругу. Эрих обещал об этом позаботиться, он записал фамилию Мэй и ее адрес. Беатрис надеялась, что Эрих все сделает сразу после завтрака, но он решил потянуть время, получая немалое удовольствие от нервозности Беатрис.