У ног Беатрис стоял чемодан, поэтому было бессмысленно говорить, что она собралась в сад полюбоваться луной.

— Я хочу уйти к моей подруге Мэй, — сказала Беатрис.

— К твоей подруге Мэй? И где, позволь узнать, она живет?

— Внизу, в деревне.

— Гм. Так она не эвакуировалась?

Точно Беатрис этого не знала, но смело ответила:

— Нет, она не эвакуировалась.

Бледность Эриха стала еще более мертвенной, но голос звучал, по-прежнему уверенно и спокойно.

— Ага. Но почему ты решила прокрасться к ней сейчас, сквозь ночь и туман? Почему не подождала утра, чтобы обсудить это дело со мной?

Беатрис не знала, хватит ли ей смелости сказать ему правду, но потом решила, что в сущности терять ей нечего.

— Я была уверена, что вы не разрешите.

Он улыбнулся. Улыбка не была злой, но в ней не было и дружелюбия.

— Ты была в этом уверена? И ты подумала: давай-ка я из осторожности обведу старика вокруг пальца и пущусь из дома в ночь и туман.

— Мэй и ее родители для меня все равно, что вторая семья. Я…

Он еще раз улыбнулся.

— Ты хотя бы на момент задумалась о том, какие хлопоты ты бы мне причинила?

«Она бы причинила ему хлопоты? Может быть, и так», — подумалось ей. Он действительно позаботился о ней, хорошо к ней отнесся с первого же момента, да и вообще она не могла сказать о нем ничего плохого, если не считать его злобных речей за ужином. Они ей совсем не понравились. Беатрис молчала.

Пот, выступивший на лбу Эриха, собрался в мелкие блестящие капельки. Кажется, ему было плохо.

— Тебе надо знать, Беатрис, что я чувствую за тебя ответственность, — сказал он, — и, точнее было бы сказать, что я не просто чувствую свою ответственность, я и в самом деле за тебя отвечаю. Это я нашел тебя в гостиной, дрожащей от страха и отчаяния, покинутую всем миром, и с этого момента я за тебя отвечаю. Возможно, ты чувствуешь себя взрослой, и ты, без сомнения, развита не по годам, но ты — ребенок, и нуждаешься в человеке, который бы о тебе заботился. Твоих родителей здесь нет, и, как я уже сказал, пройдет еще какое-то время, прежде чем ты с ними увидишься. На это время — и я хочу, чтобы ты хорошенько это поняла — этим человеком буду я. Я, можно сказать, твой опекун. Это означает… — он сделал короткую паузу, а затем заговорил — медленно, но четко и раздельно. — Это означает, что ты будешь делать то, что я тебе скажу. Ты живешь в моем доме, под моим присмотром. Это ясно?

— Я вас поняла, — холодно сказала Беатрис.

Надежда увидеть Мэй рухнула. Было бы неразумно пытаться во второй раз покинуть дом.

— Возможно, ты попытаешься убежать еще раз, — сказал Эрих, словно прочитав мысли Беатрис, — но ты должна понять, что это абсолютно бессмысленная затея. Мы живем, как тебе известно, на острове, и этот остров забит немецкими солдатами. Здесь нет ни одного уголка, который бы мы не контролировали. Это значит, что я всегда без всякого труда тебя найду, стоит мне лишь пошевелить пальцем. У тебя нет никаких шансов, Беатрис, и ты должна хорошо это понять.

— Зачем вам непременно нужно, чтобы я осталась здесь? — спросила Беатрис. — Зачем, если я могла бы жить у подруги?