И, дабы не разругаться в пух и прах с домочадцами из-за настроения, за неделю ни разу не поднявшегося выше гордой отметки «ноль», я просто укатил, куда глаза глядят. Как оказался у ворот Мытищинской школы-интерната, не помнил. Так же, как и не находил объяснения тому, что привело меня в это совсем не тихое место, наполненное какофонией звуков, непрекращающимся гамом и буйной, крикливой малышней. Зато Надежда Константиновна моему приезду обрадовалась несказанно, с энтузиазмом заявив, что пара рук сейчас ой как не помешает. Еще бы, за десять-то дней до начала учебного года…
Как ни странно, в Мытищах мне было чуть легче дышать. А всепроникающая едкая тоска понемногу отступала, когда рядом крутилось неугомонное рыжее чудо. Хватавшееся пальчиками за штанину, требовавшее покатать ее на шее и мурлыкавшее незатейливый мотивчик, пока я помогал украшать сцену в актовом зале. Лез на скрипевшую пошатывающуюся стремянку, крепил у потолка гирлянду из воздушных шаров и радовался, что обычный физический труд хоть чуточку помогает отвлечься.
Сонька умчалась проверить, готов ли в столовой обед (полная добродушная повариха внезапно слегла с бронхитом, а замену ей подыскать не успели, так что на завтрак мы довольствовались привезенными мной припасами), а я заканчивал вешать поздравительный плакат, когда чей-то обжигающий взгляд уперся мне аккурат между лопаток. Вызывая не то предчувствие, не то предвкушение, жаркой лавой пробежавшееся по венам и собравшееся в тугой комок рядом с ускорившим ритм сердцем. Заставляя поворачиваться нарочито медленно и не верить собственному зрению, упрямо утверждающему, что это Рита, а не кто-то очень на нее похожий, стоит в самом конце прохода.
Похудевшая, Бельская выглядела особенно хрупко в моей футболке, болтавшейся на девушке, словно мешок. И, пока я корил себя за ее изможденный вид, Марго стиснула слегка подрагивавшие пальцы, цеплявшиеся за пояс шорт, и нерешительно шагнула вперед. Правда, запнувшись о складку на вытертом бордовом ковре, остановилась. Зато напавший на меня ступор исчез, как не бывало, позволяя в четыре размашистых шага преодолеть разделявшее нас расстояние и наклониться, носом касаясь Ритиного носа и пытаясь найти ответы в лихорадочно блестевших темно-карих глазах.
– Ничего не говори, – прошептала Марго, растягивая губы в мягкой, мечтательной полуулыбке. – Я все знаю.
Это потом, когда мы нашли пустующий кабинет на третьем этаже, я придвинул Риту к стене, впиваясь в приоткрытые губы голодным поцелуем. Забираясь пальцами под майку, вычерчивая извилистые дорожки на чувствительной коже, крепко сжимая стройные бедра. Показывая, как сильно я соскучился, и всеми своими действиями обещая, что больше не предам и не отпущу.
А сейчас я наслаждался родными уютными объятьями, упершись подбородком в Ритину макушку и рассуждая, какой же я все-таки идиот, раз сумел отказаться от самого светлого, что было в моей черно-серой с редкими вкраплениями белого жизни.
Эпилог
Марго (месяц спустя)
Она свет, ради которого я иду домой.
(с) к/ф «500 дней лета».