Я посмотрел на него.

– И как? Заключили?

Он поставил чашку на стол и с таким напряжением потер кулаками глаза, что костяшки его пальцев побелели.

– Ну, скажем так, переговоры еще продолжаются.

– Чего они хотят взамен? – спросил я и тут же сам ответил на свой вопрос: – Меня. Моя голова – их условие, верно?

Он с усилием провел по щекам пальцами так, что оттянулись нижние веки.

– Жизнь убийцы их падроне и его телохранителя – вот их цена; но мистер Фолк как сквозь землю провалился.

Я снова отвернулся. Он продолжал:

– Одно нам на руку – безвременная кончина Компетелло пробила в их рядах большую брешь, так что они теперь больше озабочены дележом власти, чем восстановлением справедливости. Это, по крайней мере, даст нам время.

– Для чего?

– Я внес предложение перенести штаб-квартиру нашего Общества в другой город – а лучше на другой континент. В Вену, например. Или в Венецию. – Он задумался. – Я всегда любил этот город.

– Разве в Италии больше нет каморры?

Он развел руками. Какая разница?

Я сказал:

– Мистер Фолк не убивал Франческо Компетелло.

– Это навсегда останется строго между нами, – ответил он.

– Слишком много секретов, – буркнул я.

– Что ты говоришь?

Я кашлянул. Было такое чувство, точно я проглотил горячий уголь; внутри все горело.

– Вы должны были сказать мне тогда. Его племянники были бы сейчас живы, да и он сам тоже.

Его лицо побледнело еще больше, хотя это и казалось невозможным. Он долго смотрел на меня недвижным, лишенным всякого выражения взглядом.

– Думаете, я проболтался бы? – продолжал я. Мной постепенно овладевал гнев. – Кому? Друзей у меня нет. Семьи тоже. Бакалейщику? Или булочнику? Я думал, вы лучше меня знаете. Лили? Ей, да? Вы боялись, что я скажу Лили? Зря. Она мне никто.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. – Он изобразил тонкогубую, болезненную, непревзойденную в своем уортроповском совершенстве вымученную улыбку. – Опиум – приятная штука, я понимаю, но в больших количествах способен порождать галлюцинации и параноидальные страхи.

Я наблюдал за ним, пока он подливал себе холодного чая. Вряд ли хоть один человек на свете обратил бы внимание на то, как у него дрожат пальцы, но я заметил.

– Последний в своем роде, – сказал я. – Стоит больше целой казны иного королевства. Что с ним потом делать? Убить нельзя. Это противоречит вашим принципам. Держать в секрете тоже не получится. К тому же это верный и, может быть, последний шанс прославиться, достичь бессмертия, причем такого, в которое верите вы сами. И вот перед вами встает невозможный выбор: убить его или спрятать где-нибудь, похоронив вместе с ним всякую надежду на известность.

Он покачал головой, бесстрастно глядя мне в лицо.

– Неправильный выбор.

– Вот именно! И вы нашли выход. Вам понадобился сообщник – вернее, двое. Я почти уверен, что это мейстер Абрам помог вам организовать и итальянскую стражу, и ирландских воров. Хотя вряд ли «клиентом» Метерлинка был именно он. Скорее, кто-то еще из монстрологов – например, Акоста-Рохас.

– Рохас? Почему именно он? – спросил Уортроп, не сводя с меня пристального взгляда.