— Так заберу я бывшего убивца, а ныне передового грейдериста Ваню Сыроватова? — спросил он и обратился к Ивану: — Не хлюзди, Ваня. Ты свое отмотал, приварка к сроку не будет. Зуб даю. Но Олегу Викентьевичу поможешь. И вы тоже, — вернулся он взглядом к братве. — Косточки, говорят, раскопали интересные?

— Какие еще косточки? — глядя искоса, спросил Чухрин.

— Сам хочу видеть, — ответил Новокшонов. — Искали ценное, сказывают, нашли бесценное?

Он знал, о чем спрашивал. Года два назад, когда взялись рыть Сибирь, стали попадаться в этой глухомани занятные вещи. От костей мамонта до предметов неизвестного назначения и цивилизации. Как во времена Клондайка, в Сибирь рванули искатели приключений и богатства. Архангеловцы сориентировались первыми, объявив территорию зоной своего криминального промысла. Но два года назад археологические и прочие ценности сбывались за рубеж с хорошим наваром, а теперь банка тушенки российского производства весила больше бивня мамонта. Щи из бивня не сваришь, не топор, а Европа ощутимо стала голодать, Америка засыхала и просила воды, поэтому цивилизованные граждане перестали ходить в музеи и на выставки, тратя день на очереди за бесплатным супом.

— Хотите купить? — поинтересовался на всякий случай Чухрин. — За ценой не постоим.

— Хочу в дар получить, — с иронией подчеркнул Новокшонов. — Как тот ослиный хвостик. Безвозмездно. И спорить не будем, Чухрин, вези сразу в закрома. Пора и нам историю полюбить, музеи налаживать. Летите без меня, Олег Викентьевич, за доной транспортный прилетит, груза, надо полагать, много будет.

Была у него надежда обнаружить в этих самых закромах кое-что поинтереснее косточек. Книги, например. За этим и прилетел…

Он посмотрел в небо и промолвил:

— Ну и денек сегодня выдался. Давай, Чухрин, сейчас закрома в опись внесем, а завтра, помолясь, приступим.

Он попрощался с Луцевичем, винты побежали в раскрутке, как вдруг к вертолету поспешил один из архангеловцев.

— Олег Викентьевич! Господин профессор!

Луцевич на убедительное обращение оглянулся и увидел спешащего к нему человека. Не сказать, что он был мелкий ростом, тщедушен или ущербен, он был неприметен — вот что отличало его даже от Сыроватова.

— Возьмите меня до Хатанги, я почки застудил. Пожалуйста. Я ни в чем плохом не замешан, все подтвердят.

Как показалось Луцевичу, просьба оказалась неожиданной и для его поделыциков. Он внимательно посмотрел на мешки под глазами просителя, заглянул и в глаза. Действительно, почки у парня хандрили. Не подошел климат.

— Возьми, — разрешил Новокшонов. — Это Подгорецкий. В списках без вести пропавших не значится, мокрого и грязного за ним не водится.

— Полезай, — разрешил Луцевич и первым скрылся в салоне. За стрекотом винтов Он бы не услышал, как прошипел громко Чухрин: «Ну и масть ты, Подгорецкий!»

Вертолет улетел, и собравшиеся рассосались по своим интересам. Улетевшие занялись своими. Луцевич взялся за Ивана Сыроватова.

— Скажи-ка, Ваня, только честь по чести, чтобы нам подружиться, кто из твоей компании больше других мальчонкой интересовался, который тебя в воздух поднял?