Для Пармена жизнь кончилась. Он не разыскал книг. Труден был путь к месту, куда стремился Пармен. Одних перевалов не счесть, речушек, заломов на тропах, но путь этот радовал. Пармен приближался к родным местам.

Весь запас пищи из сухарей, муки, соли и чая на привалах чудесным образом превращался в скатерть-самобранку.

Для Кронида не составляло труда испечь на раскаленном камне лепешку, из таежных злаков найти замену луку, чесноку наловить шустрых хариусов на самодельный крючок с искусственной мушкой. Он подучил Оками выискивать съедобные корешки, собирать орехи, тем и питались, чем одаривала природа, ни разу не подняв руки на земную живность. Так учил Пармен, так они поступали.

На привате всякий раз, готовясь к ночлегу, Пармен повторял, как молитву: вот придем на место, я вам чудо из чудес покажу. Они верили, не спрашивая заранее.

Чем ближе они подходили к этим местам, тем больше печалился Пармен, распознавая дурные приметы. Все реже попадались хариус и ленок, реже пересвистывались птицы, воздух приобретал чуждые тайге запахи, все чаще встречались следы постоянного присутствия человека. «Ничего, — сам себя успокаивал Пармен. — Вот доберемся, и конец нашим испытаниям. По цивилизации соскучился, внучек?» Кронид всегда отвечал: «Нет, дедушка, мне с вами здесь лучше». Пармен спрашивал и Оками, не пал ли тот духом, и он уверял односложно: «Дай дзебу» — сойдет, мол, нормально.

К последнему ночлегу они вышли затемно. Развели костер, попили чаю с сухарями, раскатали спальные мешки и уснули сразу, приученные дорогой не экономить на сне.

Кронид проснулся от бормотаний Пармена. Едва рассвело, моросило. Старик смотрел на восток и приговаривал что-то, прикрывая ладонью рот.

— Что там, дедушка Пармен? — насторожился Кронид.

Он выполз из спальника и взглянул туда же.

От места их ночлега лучом расходилась низина, и в дальней ее стороне слоился сиреневый туман.

— Чему вы напугались, дедушка Пармен? — снова спросил Кронид.

— Пока ничему, — ответил старик, но по голосу Кронид понял: случилось.

Выбрался из спальника Оками, подошел к ним. Они с Парменом ночевали вместе, третьего спальника не было, и Пармен вставал первым.

— Оками, — обратился к японцу старик, — скажи, почему такой туман? Цвет такой необычный…

— О-о!.. — не то насторожился японец, не то удивился вопросу. — Раньше в Токио перед наступлением смога появлялся такой. А еще, еще…

Ему страшно хотелось высказаться, разрешиться от тайны, какую нес он от самой встречи со старейшиной японского землячества. Одними губами Оками промолвил:

— Он готов лететь.

— Куда ему лететь? — по-своему истолковал Пармен.

— Большая вода будет, — пояснил свои слова Оками.

— Большая беда будет, — ответил Пармен и велел собираться.

Он повел их не к низине, а верхом к перевалу. Путь занял полдня. Было теплее обычного. Даже морось сыпала теплая. И это в середине февраля. Вообще в этом году они не встретили снега, и Пармен решил вести Кронида без зимовки. Когда присоединился Оками, старик поспешал: без них японец в Москве никго — и все равно двигались они медленно, делая изрядный крюк. Оками помалкивал.