И существовала еще одна причина, почему я просто обязан был снова спуститься в катакомбы. Проклятие. Может, именно мысль о нем подтолкнула Ведьмака ударить меня? Потому что втайне он верил в него – и боялся? Еще и поэтому следовало попытаться ему помочь. Когда-то мама говорила, что он станет моим учителем и, в конечном счете, другом. Не знаю, можно ли считать, что это время наступило, но я-то определенно был ему другом. По крайней мере, по сравнению с Алисой. И Ведьмак нуждался во мне!

Когда я вышел со двора и оказался в проулке, дождь по-прежнему шел, но на небе больше не клубились жуткие тучи. Похоже, гроза еще не кончилась, но над Пристауном находилось место, которое мой папа назвал бы «оком урагана». В эту минуту относительного затишья до меня донесся звон соборного колокола. Это был не похоронный звон, который я слышал из дома Эндрю, когда один из священников покончил жизнь самоубийством. Это были ясные, полные надежды звуки, созывающие паству на вечернюю службу.

Я ждал в проулке, прислонившись к стене, чтобы хоть немного укрыться от дождя. Не знаю, почему это меня волновало, ведь я и так уже насквозь промок. Наконец колокол перестал звонить. По-видимому, теперь все собрались в соборе и путь свободен.

Я медленно двинулся дальше, свернул за угол и зашагал к воротам. Уже темнело, да еще и плотные облака громоздились над головой, но потом внезапно полыхнула молния, и в ее свете я увидел, что площадь перед кафедральным собором пуста. Полнеба заслонял темный силуэт здания с его большими контрфорсами и высокими стрельчатыми окнами, за которыми трепетал свет свечей. В левом от входа окне разноцветными стеклами было выложено изображение святого Георгия в доспехах, с мечом и щитом, на котором был нарисован красный крест. В правом окне был святой Петр, стоящий перед рыбацкой лодкой, а в центре, точно над входом, вырезанное из камня изображение злобного Лиха: голова горгульи, уставившаяся, казалось, прямо на меня.

Изображение святого, в честь которого меня назвали, здесь отсутствовало. Фома Неверующий. Он всегда сомневался. Не знаю, кто именно, папа или мама, выбирал для меня имя, но оно оказалось очень к месту. Я тоже был неверующим – то есть не разделял веру церкви. И когда-нибудь меня похоронят за оградой кладбища, не на нем. Кости ведьмака не могут покоиться в освященной земле. Однако меня это ничуть не тревожило. Как часто повторял Ведьмак, священники ничего не понимают.

Из собора доносилось пение. Скорее всего, тот самый хор, который мне довелось услышать после разговора с отцом Кэрнсом в его исповедальне. На мгновение я позавидовал прихожанам. Религия дает им возможность верить во что-то сообща. Быть в соборе вместе со всеми этими людьми легче, чем в одиночку спускаться в сырые, промозглые катакомбы.

Я пересек двор и пошел по усыпанной гравием тропе, тянущейся параллельно северной стене церкви. И, едва не высунувшись из-за угла, почувствовал, как сердце подскочило в груди. Около люка кто-то сидел, прислонившись к стене, чтобы укрыться от дождя. На боку у человека висела увесистая деревянная дубинка. Ясное дело, это один из церковных караульных.