Вчера гигантские камни Полифема стояли и смотрели на нас, пока он конвульсивно извивался на моем теле, не обращая внимания ни на мою дрожь от холода, ни на мои глаза, устремленные туда, где луна отражалась в морской воде. Мы все сделали в полной тишине, как всегда, и прежним способом, как всякий раз. Его лицо упиралось сзади в мои плечи, и я чувствовала его дыхание на своей шее, уже не теплое, а холодное. Его слюни смочили каждый сантиметр моей кожи, как будто улитка, медленная и ленивая, оставила собственный липкий след. Его кожа больше не напоминала ту золотистую и потную кожу, что я целовала однажды летним утром; его губы больше не отдавали вкусом земляники, они вообще уже не имели вкуса. В момент оргазма он издал обычный хрип, все более и более напоминающий хрюканье. Он оторвался от моего тела и растянулся на белом банном полотенце рядом со мной, вздыхая, как будто освободился от жуткого груза.

Я легла на бок и стала разглядывать линии его спины. И я ими залюбовалась, дневник; я сделала попытку медленно протянуть к нему руку, но сразу же ее отдернула, не зная, как он отреагирует… Я снова стала смотреть на скалы и на него и так смотрела долго, попеременно переводя взгляд; и вдруг я заметила луну в воде, я стала любоваться ею, прикрыв глаза, чтобы лучше сфокусировать ее отражение и неуловимый цвет.

Внезапно я повернулась к нему, как будто вдруг поняла нечто, некую тайну, прежде недосягаемую.

– Я тебя не люблю, – прошептала я тихо, как бы самой себе.

У меня даже не было времени это подумать. Он медленно повернулся, открыл глаза и спросил:

– Что ты сказала, пизда?

Я некоторое время на него смотрела с каменным неподвижным лицом, а потом сказала уже громко:

– Я тебя не люблю.

Он сморщил лоб, и его брови сдвинулись, и затем он крикнул:

– Какого хуя ты себе придумала?

Наступила тишина, он снова повернулся ко мне спиной; вдалеке послышался звук закрываемой дверцы машины, а потом – смех какой-то парочки. Даниэле повернулся в их сторону и раздраженно сказал:

– Какого хуя им здесь надо… почему они не ебутся в другом месте… не дают отдохнуть…

– Они тоже имеют право ебаться там, где им хочется, а? – сказала я, рассматривая блеск бесцветного лака на моих ногтях.

– Послушай, моя радость… ты не должна мне говорить, что должны или не должны делать другие. Решаю я, всегда я, и по поводу тебя тоже всегда решал я и впредь буду решать я.

Пока он говорил, я от него отвернулась, лежа на своем мокром полотенце, он же яростно стал трясти меня за плечи и со сжатыми зубами стал изрыгать нечленораздельные звуки. Я не шелохнулась, но каждый мускул моего тела был в напряжении.

– Ты не смеешь со мной так себя вести! – орал он. – Ты не сможешь от меня отвертеться… когда я говорю, ты должна слушать меня, а не отворачиваться, понятно?

Тогда я резко повернулась, схватила его запястья и почувствовала, что они слабые в моих руках. Я испытала к нему жалость, и сердце мое екнуло.

– Я бы слушала тебя целыми часами, если бы ты только со мной разговаривал, если бы ты только мне это позволил, – сказала я тихо.