— Если что-то покажется подозрительным, просто возвращайся, — сказал Фред. — Попытаем удачи, используя специализированную технику для сноса.
— Я только загляну туда, — сказад Холден.
— Разумеется, — сказал Фред. Из-за угла лицевого щитка невозможно было разглядеть улыбку Фреда, но он мог слышать её. Холден закрыл за собой внешний замок шлюза, загерметизировал его, заполнил воздухом и открыл внутренний замок. Шов был квадратным, метр на метр, с чёрными выжженными отметинами и бледно-бежевой пеной между ними. Холден поставил ногу немного дальше от разреза, зафиксировал её магнитом и ударил. Пена треснула и провалилась внутрь, вырезанная панель уплыла в контейнер. Разлился тусклый маслянистый свет.
Моника Стюарт лежала, пристёгнутая к аварийной кушетке. Её глаза были открытыми, но остекленевшими, рот приоткрыт. Порез на её щеке покрылся чёрной коркой. На стене был закреплён дешёвый автономный доктор, трубка тянулась к шее, будто поводок. Похоже, больше ничего не было. По крайней мере, никакого огромного знака «ОСТОРОЖНО ВЗРЫВЧАТКА».
Когда Холден схватил край кушетки, та сместилась на подвеске. Её глаза встретились с его, и ему показалось, что он увидел в них проблеск эмоций — смятение и, возможно, облегчение. Маленькая струя прозрачной жидкости танцуя запузырилась в воздухе. Он вскрыл аптечку и привязал её к руке Моники. Спустя сорок долгих секунд она сообщила, что Моника под успокоительным, но стабильна, и спросила Холдена, требуется ли вмешательство.
— Ну что там? — спросил Фред, и на этот раз Холден вспомнил, что надо сперва включить микрофон.
— Я нашёл её.
Спустя три часа они уже были в медотсеке на станции Тихо. Палата была изолирована, снаружи стояло четыре охранника, а все сетевые соединения отключили на физическом уровне. Остальные три койки стояли пустыми, пациенты, если кто-то и был, перенаправлены в другие места. Это было наполовину послеоперационной палатой, наполовину камерой содержания под стражей для обеспечения безопасности, и Холден мог лишь предполагать, понимает ли Моника, насколько эта охрана была театрализованной.
— Это было совсем не весело, — сказала Моника.
— Знаю, — сказал Холден. — Ты многое пережила.
— Так и есть, — слова были невнятными, словно она была пьяна, но в глазах были те же острота и сосредоточие, которые привык видеть Холден.
Фред, стоявший в изножье кровати, скрестил руки на груди.
— Извини, Моника, но мне придётся задать тебе несколько вопросов.
Её улыбка достигла глаз.
— Обычно всё наоборот.
— Да, но я обычно не отвечаю. Надеюсь, что ты всё-таки станешь.
Она глубоко вздохнула.
— Ладно. Что там у тебя?
— Почему бы нам не начать с того, как ты оказалась в том контейнере? — сказал Фред.
Она пожала плечами, выглядело это весьма болезненно.
— Особо не о чем рассказывать. Я была в своей квартире, дверь открылась. Вошли двое. Я послала сигнал тревоги службе безопасности, много кричала и попыталась вырваться. Но потом они брызнули мне чем-то в лицо, и я отключилась.
— Дверь открылась, — сказал Фред. — Ты не впускала их?
— Нет.
Выражение лица Фреда не изменилось, но Холден почувствовал растущий груз на его плечах.