Кайл поднимает голову, встает, смотрит круглыми, ничего не понимающими глазами на отца в наручниках. Литтлджон не выдерживает, рвется из лифта, а я крепко держу его за плечо, и сила его рывка увлекает меня следом, мы валимся вместе, катимся по полу.

Макконнелл и Фентон выскакивают из кабины в полный народа вестибюль. Врачи и волонтеры шарахаются в стороны, вопят, а мы с Литтлджоном катимся по всему залу. Эрик поднимает голову и бьет меня лбом в лоб, как раз когда я тянусь за пистолетом. Боль от удара взрывается в раненом глазу, рассыпается звездами в небе. Преступник извивается под моим обмякшим телом, Макконнелл кричит: «Замри!» – и еще кто-то кричит, а тихий испуганный голос повторяет: «Перестаньте, перестаньте…» Я поднимаю взгляд – зрение уже вернулось – «Зиг 229» смотрит мне прямо в лицо. Мой служебный пистолет в руках у мальчика.

– Сынок, – окликает Макконнелл. Она не понимает, что делать с пистолетом в собственной руке. Нерешительно наводит его на Кайла, потом на нас с Литтлджоном и снова на мальчика.

– Отпустите… – скулит и всхлипывает Кайл, и я словно вижу себя в детстве. Что поделаешь, мне тоже когда-то было одиннадцать лет. – Отпустите его.

Господи! Господи, Пэлас! Ты тупица.

Мотив был у меня перед глазами все время! Это не деньги сами по себе, а то, что за них можно купить. Что можно купить за деньги даже теперь. Особенно теперь. Вот этот смешной мальчуган с широкой улыбкой, маленький принц, мальчик, которого я увидел на второй день следствия, протаптывающим тропинку в нетронутом снегу газона.

Если бы в нынешних злосчастных обстоятельствах у меня был сын, на что бы я пошел, чтобы защитить ребенка, чтобы всеми силами прикрыть его от надвигающейся катастрофы? В зависимости от того, куда попадет астероид, мир либо погибнет, либо погрузится во тьму. И вот перед вами человек, готовый на все, совершивший ужасные дела, чтобы продлить и сохранить жизнь своего ребенка насколько это возможно. Чтобы смягчить жизнь, становящуюся с октября все более жестокой.

Нет, София не позвонила бы в полицию, если бы узнала о делишках мужа. Она бы просто забрала мальчика и уехала. Во всяком случае, этого боялся Эрик. Боялся, жена не поймет, как это важно, не поймет, что он должен был так поступить, и увезет сына. И что бы тогда сталось с ним, да и с ней тоже?

Слезы наплывают на глаза ребенка и катятся по щекам, слезы катятся и из глаз Литтлджона. Хотелось бы мне сказать, что я, профессиональный полицейский, во время чрезвычайно сложного задержания сохраняю спокойствие и собранность, но нет, слезы и у меня текут ручьем.

– Дай мне пистолет, молодой человек, – спокойно приказываю я. – Ты обязан его отдать, я – полицейский.

Он отдает. Подходит и вкладывает пистолет мне в руку.

Подвальная часовенка заставлена коробками.

Судя по ярлыкам, в них медицинское оборудование, и до некоторой степени это действительно так. В трех коробках шприцы по сто двадцать штук, в двух защитные маски, еще коробка с физраствором и йодом, мешки капельниц, системы для переливания крови, жгуты, термометры.