— Мальчики, вы о чем? — ничего не поняла Криштопа.

— Да так… О личном, — улыбнулся Егоршин.

— Ладно, давай выйдем в гальюн, — Серега поднялся со своего места и, не дожидаясь согласия старшего по званию, пошел в коридор.

Василий увязался следом.

Туалет был чист и ухожен.

Пристроившись у соседних писсуаров, продолжили выяснять отношения все в том же шутливом тоне.

— Ну, спрашивай, что еще ты хочешь узнать? Дабы не разводить при бабе гнилой базар…

— Стесняешься?

— Просто щажу ее уши.

— Ясно… Значит, в «Берлоге» ты не впервой?

— Нет.

— И что тебя манит в сие невзрачное заведение?

— Здесь по воскресеньям собирается наша троица: Горшков, Левитин, Белокуров. А я, как ты, должно быть, понял, давно слежу за ними…

— С какой целью?

— Чтобы впоследствии передавать соответствующую информацию кому надо.

— В Центр?

— Тебе это знать не обязательно…

— И много у них «косяков»?

— Достаточно, — Максимов уже собрался уходить, когда Егоршин схватил его за руку.

— Погоди!

— Ты чего?

— Я хочу знать, когда это кончится! До каких пор, такие как они, будут пить нашу кровь? Мою, твою, Шеляговых, Синицыных?

— До бесконечности… Мои рапорта давно остаются без реакции. Это тебе не социализм, Вася, когда только настучал — и человека убрали. Выкинули навсегда из руководящего кресла!

— Как же с ними бороться простым людям, если даже мы с тобой ничего не можем сделать?

— Победить мафию можно только при одном условии.

— Каком?

— Если ее возглавить!

— Мне это не светит…

— А я попытаюсь…

— Спасибо за откровенность… Чем тебе помочь?

— Пока не знаю… Допрос окончен?

— Так точно, товарищ капитан.

— Тогда пошли к даме. Негоже оставлять ее одну.

— Куда ехать? — поинтересовался Серега и включил передачу.

— По домам.

— Ну, слава богу!

— Что, задрал я тебя, братишка?

— Есть маленько…

— Надо будет — отработаю.

— Надеюсь.

— А пока — спасибо тебе за все.

— Не за что.

— Есть! Без тебя я бы ничего не успел…

— Ладно. Замяли. Как Аня? Ты больше не звонил в больницу?

— Нет смысла. Были бы изменения, неважно в какую сторону: худшую или лучшую, Ваня непременно бы доложил…

— Ты, как всегда, прав.

— Вот мы и приехали. Тормози!

— Тебе же еще в арку — и через двор.

— Ничего. Я пройдусь пешком!

— Ну… До свиданьица?

— До завтра!

— Нет уж. Воскресенье — это святое. Жена. Дети.

— Сколько их у тебя?

— Двое. Юля и Юра.

— Сынка в честь брата назвал?

— Ага… Ну, держи краба!

— До встречи, коллега…

— Ежели что — звони.

— Диктуй номер!

— Держи, — он написал свой домашний телефон на подвернувшемся клочке бумаги и протянул Егоршину.

— А мобильный? — не отставал Василий.

— Думаешь, я его помню? Давай лучше так… Я через минуту наберу тебя, а ты — не поднимай. Потом найдешь мой номер среди пропущенных звонков.

— Договорились!

Василий не любил долго спать — и так треть человеческой жизни уходит на сон. Чтобы полностью восстановить силы, обычно ему хватало четырех часов, а зачастую — и того меньше. В экстремальных ситуациях Егоршин бодрствовал сутками, обходясь к тому же практически без воды и пищи.

Как ему это удавалось — майор объяснить не мог, наверное, его тренированный организм в нужное время сам мобилизовал внутренние ресурсы для преодоления всех «тягостей и невзгод».