«Раем» окрестили они этот расположенный неподалеку от их дома маленький оазис. Он был их спасением от тесноты крошечной однокомнатной квартиры, расположенной в одном из деревянных бараков между кольцевой дорогой и улицей Блекингегатан. Эти времянки строили после Первой мировой войны, чтобы оперативно решить проблему с жильем, но они простояли до самого конца шестидесятых.

«Набивай голову знаниями, мой мальчик, только так ты сможешь вырваться отсюда».

В дверь постучали. Непонятно, зачем они себя утруждают. С тех пор как он оказался в доме престарелых, ни разрешить войти, ни отказать посетителю он не может, и стук только раздражает его. Напоминает о его немощи. Сзади открылась дверь. Кто-то вошел, но ничего не сказал, и Аксель не знал, кто это, пока вошедший не появился в его поле зрения. Имени он не помнил, ежедневные подробности часто выпадали из памяти, видимо, потому, что совсем его не интересовали. Зато прошлое сохраняло отчетливые контуры. Наверное, мозг пытался таким образом защищаться. Тело превратилось в замкнутое пространство, где взаперти пребывала душа. Без дверей и без окон и без контактов с другими людьми. Похожие друг на друга дни начинались и заканчивались, испытывая его терпение. Его отмеченный премиями интеллект теперь переместился в мизинец на левой руке, который иногда слушался, но в последнее время все чаще отказывался повиноваться приказам Акселя. Замурованный в собственном теле, он не мог двигаться, но продолжал чувствовать боль. После долгих часов в одной и той же позе боль становилась невыносимой. Но попросить о помощи он не мог. Ему оставалось лишь бегство в прошлое. Впрочем, и в прошлом были опасные заводи, к которым память боялась приближаться.

— Здравствуйте, Аксель, может быть, вы хотите поменять положение? — Женская рука вытирает полотенцем слюну с подбородка.

Как он должен отреагировать? Движение мизинцем означало бы «да». Но даже такой ответ сейчас ему не по силам. Как хочется встать и заорать, выпустить наружу переполняющее его бешенство. Это не жизнь, это прозябание, унижение, превратившееся в навязчивый кошмар.

Он всегда избирательно относился к общению, и лишь немногим удавалось пролезть в игольное ушко. Он никогда не поддерживал нужных связей, а с годами сжался и круг друзей. Чем известнее он становился, тем сильнее менялись близкие люди — единицы вели себя по-прежнему, большинство же начинало льстить и заискивать. Он замкнулся, ушел в себя и вскоре приобрел репутацию писателя-нелюдима.

А теперь он оказался в их власти. Незнакомые люди, свидетели его унижения, приходят и уходят. Чужие руки трогают его тело, касаются самых интимных частей. Он полностью зависит от них и даже умереть сам не может.

В ожидании ответа она так и стояла у него за спиной.

— Передвинуть вас немного?

Он попытался сосредоточиться, но палец не слушался, хотя все тело кричало о том, чтобы переменить позу. И только когда женщина ушла, он краем глаза заметил, как палец слегка пошевелился.

Услышав стук закрывающейся двери, он снова погрузился в воспоминания. Было ли все это на самом деле? Кто знает. Хотя искажать могут глаза и уши, а эмоциональная память никогда не подводит. Даже забытое оставляет в памяти след. Квартала, где прошло его детство, давно нет, но он продолжает существовать в его ранних романах.