— Йисте чех! — закричала я. — Вы чех! Но как вы оказались здесь? Млувим троху чески. Але чту добрже, Дьекую вам за срдечне пржиети! Просим!

Я выпаливала подряд весь свой запас чешских слов, пораженная неожиданным открытием. Так вот почему мне показалась знакомой певучесть его интонаций! Но как случилось, что он живет в Пржевальске больше тридцати лет! Откуда он приехал? Как все это произошло?

— Проминте, хтела бых се довьедет… — Тут я остановилась, как музыкальная шкатулка, у которой кончился завод. — Я хотела бы узнать…

— Ну… — Мой хозяин поправил воротничок. — Тогда придется долго рассказывать. Это действительно очень древняя история. Я ведь приехал сюда в тысяча девятьсот двадцать четвертом году…

— А как это случилось?

Он помолчал.

— Вы знаете, — сказал он, — у народов Средней Азии есть пословица. Очень мудрая, между прочим. Вот как она звучит: «Когда утром человек просыпается от лучей солнца, он поворачивает голову туда, откуда идет свет».

— А ты расскажи, Иржи, — проговорила Мария Терентьевна и налила мне еще чая. — Расскажи все, как было.

Но седой Иржи молчал и поправлял воротничок на морщинистой крепкой шее, и я тоже молчала, ожидая. Теперь мне были понятны и хлебцы с тмином, и клетчатые уютные башмаки, которые с таким удовольствием носят чехи у себя дома, и то неуловимое, что витало в обстановке комнаты, делая ее непохожей на все другие, какие я могла увидеть в этом городке.

Непонятна мне была только Мария Терентьевна с ее добротным русским говором и внешностью старой курсистки. Уж в ней-то все кругом было только русское.

Но тут мой хозяин начал свой рассказ.

Он говорил не торопясь и смотрел в окно, словно видел там события собственной жизни, и не вспоминал, а рассказывал о том, что видит. И я тоже смотрела в окна, за которым шумел дождь, и мне казалось, что я вижу те же картины, что и он.

Я видела Прагу и Братиславу, Брно и Кладно, и многие другие города в те далекие годы, и краснощекого голубоглазого человека с упрямо торчащими светлыми волосами, каким был тогда молодой Иржи Витачек. Я видела, как ездит он по городам и деревням Чехословакии, рассказывая людям о Советской России, о юной светлой республике, переживавшей тогда сложную и трудную пору. Он говорил им и о далекой Киргизии, прекрасной горной стране, которая столько веков знала бесправие и нищету, говорил о ее народе, о ее озерах и пастбищах, о ее горах и степях, о ее пыльных жарких ветрах и грозовых полднях.

Казалось, что́ было крестьянину из Бернартице или рабочему из Брно до этой страны, где кочевали скотоводы со своими странными круглыми домами, которые там называют юртами? Что было им до нужд и забот, тревог и надежд этих людей, ни языка, ни песен, ни обычаев которых они не знали?

— Я работал тогда в Жилине, — сказал Иржи Витачек. — Вы знаете Жилину?

— Это очень красивый город, — сказала Мария Терентьевна быстро. — А природа вокруг какая живописная! Целые цепи гор, можете представить; склоны покрыты буком, пихтой, елью… А над хребтом возвышается гора Кривань — настоящая красавица Высоких Татр. Нет, это удивительно живописная область…