6
Я обманул Дильку.
Она никак не могла понять, почему ей так плохо, почему она голая и почему вместо бабки рядом с ней парюсь я. Потом перепугалась моего молчания и разбитого лица, попыталась удрать или добить меня ковшиком – и чуть не ухнула в печку. Потом сползла на пол спиной к двери, которую не смогла открыть, и начала плакать, не отрывая от меня глаз. И плакала, плакала. Плакала.
Сперва от страха. Потом, когда вроде поверила моему шипению и взмахам, – от усталости. Потом – оттого, что одеться сама не может. Потом – оттого, что очков нет, живот болит, я ее слишком трясу при переноске, полати жесткие, очки кривые, а вода противная. Только после того как я перенес Дильку на толстенную мягкую печную лежанку, повязал платочек, поправил одеяло, три раза принес новую воду, пообещал, что котик скоро придет, изобразил в лицах песенку «Арам-зам-зам» и чуть не сломал шею, кивая в ответ на «Обещай, что никуда не уйдешь», – вот только после этого сестра успокоилась. И почти сразу вырубилась.
То есть она, конечно, еще раза три приоткрывала глаза, улыбалась и блаженно засыпала снова, убедившись, что я, как зайчик, сижу под печкой. Я ж не дурак совсем – немедленно убегать. Вернее, я дурак совсем, но надо сил набраться.
Когда Дилька задышала ровно и повернулась спиной, я понял, что сил не наберусь, а время уходит.
Тихо встал и вышел.
Я помнил рецепт, знал, где хранятся семена, и в общих чертах представлял, как чего готовить. Вопрос был в том, чтобы поймать всю эту живность. Я ж помылся, а чистеньким строго на чистый след выходят. Ну и в сроках вопрос был. Бабка говорила про полнолуние, а три ночи подряд полнолуния не бывает. Ну и не факт, конечно, что цветок, действующий на убырлы-кеше, может справиться с самим убыром.
Ну вот и проверим.
Умный человек, конечно, поел бы и поспал. Ну или подумал бы немножко – например, о том, что на приготовление снадобья обычно уходят не все запасы и остается очень многое. Но думать мне было как-то нечем. И в голове, и ниже гудела серо-коричневая пустота, в которой иногда дергалась радость: Дилька жива – или ужас: дальше-то что? Есть и спать не хотелось совершенно. Лечь хотелось, это да: лечь и лежать. И пусть само все пройдет.
Я очень боялся, что все пройдет. Вот и повел себя как дебил. Выбежал из дому под прищуренным взглядом кота, нарезавшего круги вокруг бани, и взялся за первое попавшееся дело. Первой, конечно, попалась река. Там я убил кучу времени на рыбалку с разбегу. Оказывается, в одуревшем и выжатом состоянии заниматься этим намного сложнее. Справился – правда, чуть не упустил уже выхваченного из воды сонного окуня, исколол руки и ухнул в реку с головой. Не привыкать, но все равно обидно. И телефон, вероятно, добил. А главное – время утекало быстрее, чем вода из ушей.
К избе я подошел, когда солнце совсем опустилось. Кот встречал песнями, с рыбой-то. Я отмахнулся, не глядя и не слушая возмущенных воплей. Опаздываю, подумал с тупым отчаянием, но в бабкину потайную комнату додумался зайти не поэтому, а за посудой. Надо же куда-то сливать неприятные, но заветные жидкости. Я помнил, что плошка была высокой и будто обугленной, и решил использовать непременно ее, пусть даже придется все тазы со стены и навесных полок принять на головку.