Тревога ожидания возросла, когда заговорила судья Вуд; ее тон был спокойным и ровным. Она сделала упор на «исключительный интерес» общественности к судебному разбирательству и выразила желание опровергнуть ряд неверных представлений, в том числе утверждения, что Милкен должен понести наказание за экономический спад в целом и крах индустрии сбережений и ссуд в частности. Вместе с тем она сказала, что Милкен не вправе рассчитывать на снисхождение на том основании, что он сыграл большую роль в экономическом буме. Она обратила внимание аудитории на принцип законности, согласно которому «все равны перед законом, независимо от степени богатства и влиятельности», и добавила, что «на наших финансовых рынках, где так много небогатых людей вкладывают свои сбережения, не должно быть подпольных махинаций. Это важное обстоятельство настоящий суд должен беспристрастно принять во внимание».

Обходительность судьи Вуд не заслоняла того факта, что в своей речи она опровергала один довод защиты Милкена за другим. Адресуясь к Милкену, она недвусмысленно заявила, что не в меру рьяная забота об интересах клиентов не является оправданием преступной деятельности и что несовершение им более очевидных преступлений объясняется, возможно, тем, что он «был готов совершать только те преступления, вероятность раскрытия которых крайне мала». Она сказала, что обнаружила доказательства того, что Милкен препятствовал отправлению правосудия. С другой стороны, она сказала, что сведения, якобы подтверждающие заявление Милкена о том, что львиная доля его бизнеса была абсолютно легальной, «скудны и сомнительны».

Когда замечания судьи Вуд стали более критическими, Милкен, казалось, был поражен ее словами. «Когда человек, обладающий такой властью в финансовом мире, как вы, стоящий во главе важнейшего отдела одного из влиятельнейших инвестиционных банков страны, неоднократно вступает в преступный сговор о нарушении и нарушает законы о ценных бумагах и налоговые законы ради приобретения еще больших власти и богатства для себя и своих состоятельных клиентов, когда он совершает финансовые преступления, которые особенно трудно раскрыть, требуется длительный срок тюремного заключения как средство сдерживания других, – продолжала она. – Такие злоупотребления служебным положением руководителем вашего ранга и привлечение к противоправной деятельности подчиненных являются тяжкими преступлениями, за которые полагается суровое наказание, подразумевающее причинение неудобств и посрамление путем изоляции от общества».

«Мистер Милкен, прошу встать», – распорядилась судья Вуд.

Милкен поднялся, и к нему подошли Лаймен и Флюменбаум. Лаймен взял его под локоть. «Вы, бесспорно, талантливый и трудолюбивый человек, который неизменно трудился на благо тех, кто менее удачлив, чем вы, – начала судья Вуд, глядя прямо на Милкена. – Надеюсь, что остаток вашей жизни станет исполнением надежд, которые вы подавали на раннем этапе своей карьеры… Тем не менее по причинам, приведенным выше, я приговариваю вас к десяти годам тюремного заключения, – по залу пронесся вздох изумления, – по пунктам со второго по шестой с последовательным отбыванием двух лет по каждому… Теперь можете сесть».