Едва они отъехали от дома Парамоновых, Люба сказала:

– Это не он.

– Как так? Мы же с тобой решили…

– Не он, и все. Я чувствую.

– Что ж ты со мной делаешь! – разозлился Самохвалов. – У нас было три стопроцентных подозреваемых! Три! Которые железно вписывались в схему! А теперь никого! Ноль!

– Остались еще двое, – тихо напомнила Люба.

– Кто?! Габаев с Максом?!

– Именно.

– Ну, понятно. Как говорится, ищи крайнего. А крайние у нас кто? Гастарбайтеры! На них все и валят. У Габаева временная регистрация. Он – лицо кавказской национальности. Лучшей кандидатуры не найти, согласен. Но пойми ты… Мне не срок ему надо нарисовать, а деньги вернуть. Бабки, грины… Понимаешь?!

Люба пожала плечами:

– Понимаю.

– Да ничего ты не понимаешь!

– У Парамонова алиби, – напомнила она.

– А я тебе сто раз говорил, что вор, а теперь еще и убийца, не дурак. Откуда я знаю, кто покупал лекарство по кредитке Парамонова? Может, сообщник?

– А может, они все повязаны? Все работники склада? Один ворует, другая базу рисует, третий сбывает краденое.

– А что? Об этом я не подумал… Еще один подельник? – всерьез задумался Стас. – Всем гамбузом тащат?

Они какое-то время молчали.

– Что ты скажешь о его жене? – спросила Люба.

– Кого? Парамонова? Баба как баба.

– По-моему, она нервничала.

– А ты бы не нервничала?

– Если мой муж невиновен – то нет. Он сказал что-то очень важное… погоди… Там была какая-то фраза… Которая меня насторожила…

– Ты же сказала, что он невиновен, – усмехнулся Стас.

– Такое странное чувство, что он мне все рассказал. И я поняла, о чем это он, но… Что-то меня отвлекло…

– Перестань играть в детектива, – поморщился Стас. – Тебе не идет.

– Я не играю, – обиделась она. – Это психологический фокус, ключевую фразу из важного разговора человек вспоминает где-то через сутки. Если разговор состоялся вечером, то наутро. Недаром же говорят: утро вечера мудренее. Вперед бегут эмоции: он мне сказал, а она сказала… Имеют значение тон, обидные слова, реакция свидетелей разговора, если они были. И только когда спадает накал страстей и душа успокаивается, включаются мозги. Тут-то и всплывает ключевая фраза, сказанная, быть может, в запале. Важнейшая информация. Парамонов мне сказал все, что я хотела услышать, уверена.

– Есть шанс, что завтра ты назовешь мне имя убийцы? – усмехнулся Стас.

– Возможно… – она еле слышно вздохнула. Пока никаких идей. Но и утро еще не наступило. – Что мы будем делать дальше?

– Мы? Ты же отказалась мне помогать.

– Я тебе должна. Ты избавил меня от приставаний Василия Федоровича. На работе меня, похоже, восстановят. Все утряслось.

– Значит, проблема рассосалась?

– В процессе.

– Выходит, ты больше не несчастная женщина?

– Стас, я несчастная одинокая женщина, но ты можешь расслабиться. Я готова перейти от безостановочных рыданий к разумному осмыслению ситуации. То есть я могу остаться дома одна.

– Это хорошо, – он кивнул. – Раз ты пока не готова назвать мне имя вора, а главное, предъявить стопроцентные доказательства, давай отрабатывать Макса.

– Почему не Габаева?

– Потому что это очевидно! – отрезал Стас. – Настолько очевидно, что не хочется верить. Они с кладовщицей были друзьями, он хранил ее вещи, она подчищала ради него базу. А потом отказалась это делать, и Габаев в запале ее убил. Он человек южный, горячий. Потом Габаев аккуратно свернул сетевой шнур и положил обратно в коробку?