Эту атаку мы тоже отбили. Мы опять забросали врагов пылающими головнями из нашего костра и опять проломили их стену, но и наша собственная не устояла. Помню, как ярко сияло солнце из-за высокого западного холма; помню, как, спотыкаясь, выбрался на открытую полосу песка и заорал своим людям, чтобы меня поддержали; помню, как рубанул Хьюэлбейном врага по незащищенному загривку и смотрел, как кровь скапливается в рассеченных волосах, а голова откидывается назад. И тут я осознал, что два щитовых строя сокрушили друг друга и мы теперь – жалкая горстка истекающих кровью бойцов на пропитанной кровью песчаной косе, заваленной обгорелыми кусками дерева.

Но мы победили. Задние ряды неприятеля обратились в бегство, лишь бы не испытать на своей шкуре наши мечи, но в центре, где сражались Мордред и Артур, воины стояли насмерть: вокруг этих двух вождей битва кипела беспощадная. Мы попытались окружить Мордредовых людей, но не вышло, и я видел, как нас мало и сколь многие из нас никогда больше не возьмут в руки оружие, ибо кровь наша напитала пески Камланна. Целая толпа врагов наблюдала за нами с дюн, но эти трусы не пожелали прийти на помощь соратникам, так что последние уцелевшие из числа наших сражались с последними из людей Мордреда. Я видел, как Артур рубится Экскалибуром, пытаясь добраться до короля; были там и Саграмор, и Гвидр. Я тоже вступил в битву, отбил щитом чье-то копье и ткнул вперед Хьюэлбейном; в горле у меня першило, словно от дыма, а голос напоминал воронье карканье. Я атаковал очередного врага – Хьюэлбейн оставил зарубку на его щите. Противник отпрянул; на то, чтобы выйти вперед, сил у него уже не нашлось, да и мои силы были на исходе: я просто стоял и глядел на него, и пот заливал мне глаза. Вот он медленно шагнул вперед, я сделал выпад мечом, он отшатнулся от удара по щиту и ткнул в меня копьем, я в свою очередь подался назад. Я тяжело дышал; и повсюду на перешейке измученные люди сражались друг с другом.

Галахад был ранен – мечевая рука сломана, лицо залито кровью. Кулух погиб. Как это произошло, я не видел; когда я нашел его тело, в паху его торчало два копья. Саграмор захромал, но его молниеносный меч был по-прежнему смертоносен. Нумидиец прикрывал Гвидра, а тот пытался добраться до отца: на щеке у юноши кровоточил порез. Гусиные перья на Артуровом шлеме покраснели от крови, плащ покрылся алыми разводами. На моих глазах Артур зарубил статного широкоплечего воина – отбил его отчаянный выпад и со всей силы обрушил сверху вниз Экскалибур.

Тут-то и напал Лохольт. Вплоть до того момента я его не видел; но вот он заметил отца, пришпорил коня и единственной уцелевшей рукой отвел копье назад. С песней ненависти на устах он ворвался в толчею обессиленных бойцов. Глаза коня побелели от ужаса, но шпоры гнали его вперед, а Лохольт уже нацелил острие на Артура, но тут Саграмор подобрал чье-то копье и швырнул его под ноги коню. Конь споткнулся о тяжелое древко и рухнул набок, подняв тучу песка. Саграмор шагнул в свистопляску молотящих копыт и словно серпом резанул темным лезвием вбок – и я увидел, как из шеи Лохольта струей забила кровь. Но едва Саграмор выхватил Лохольтову душу, как какой-то кровавый щит метнулся вперед и атаковал Саграмора копьем. Саграмор ударил мечом наотмашь, стряхнув с острия Лохольтову кровь, и кровавый щит с визгом рухнул наземь. И тут дружный крик возвестил, что Артур добрался-таки до Мордреда, – и все мы непроизвольно обернулись посмотреть, как эти двое сойдутся в смертельной схватке. Ненависть длиною в жизнь распаляла их.